Владимир Николаев - Якорь спасения

- Ну, не скажи, - возразил Чайников, - с графоманами приходится держаться особенно осторожно. Знал бы ты, что это за народ, по-другому говорил бы. Но это уже моя забота.

Никодим Сергеевич не стал возражать, хотя ему и самому приходилось иметь дело, правда, не с графоманами, от этого, бог миловал, ученые в известной мере избавлены, но со всякими свихнувшимися на изобретательстве приходилось встречаться, так что он вполне понимал своего друга.

Кузин предложил Аскольду самому опустить любую рукопись в приемное устройство, дождаться результата, а затем выкрутить ее из машины. Чайников выбрал не столь пухлую бандероль, запустил ее в машину и стал с нетерпением ждать результата. Ему очень хотелось, чтобы на этот раз вспыхнула не красная шкала, а какая-нибудь другая, чтобы попалась более или менее стоящая рукопись. Но чуда не произошло, приговор и на этот раз был безжалостный - в корзину! Аскольд разочарованно выкрутил листки из машины и принялся читать.

- Мура, мура, - решительно заверил Никодим Сергеевич, - можешь не напрягаться.

- И верно, мура, - вынужден был согласиться Чайников.

- Ты что, не верить моей машине?! - возмутился Кузин. - Могу и забрать.

- Что ты, что ты, - испугался Аскольд.

- Работаем с гарантией. Мы эту машину, знаешь, как гоняли? Запускали в нее Гомера, и Шекспира, и Пушкина, и Толстого - все гении. Ни единой ошибки. Для разнообразия подвергали испытаниям литераторов и меньшего калибра - Золя, Левидова, Эртеля, Боборыкина. И что интересно, Боборыкин оказался не бездарностью, горел оранжевым светом. Попадались и такие из числа бывших знаменитостей, которые и желтым не светились, а все красным, красным. Но это уже пусть останется, так сказать, производственным секретом.

Чайников, слушая Никодима Сергеевича, отобрал еще одну рукопись, желая добиться все же иного результата. Но, едва успел опустить ее в машину, как дверь вдруг скрипнула и на пороге показалась пухленькая Лилечка, секретарь Кавалергардова. Это было явно не к добру. Хотя Аскольд и верил в то, что в ближайшие дни с помощью чудесной машины он разгребет образовавшиеся завалы рукописей, но сердце его все же упало, отвечать за скверное положение дел предстояло не через несколько дней, а, может быть, сейчас. И ничего хорошего это не обещало.

Увидев на столе машину, Лилечка несколько опешила и спросила:

- Только что купили?

- Да вот Аскольд обзавелся приемником, - ответил Никодим Сергеевич.

- В комиссионке?

- Почему в комиссионке? - с некоторой обидой проговорил Кузин.

- Такие старомодные только там теперь и продают.

Машина угрожающе гудела, и на этот раз, видимо, рукопись ей не нравилась, но никаких звуков, какие обычно несутся из радиоприемника, не издавала. Лилечка передернула плечиками, решив, что Чайников по бедности купил испорченный приемник, сразу утратила интерес к его приобретению и тут же вспомнила, зачем заглянула сюда.

- Да, товарищ Чайников, завтра приглашаетесь на ковер.

В кабинете Иллариона Кавалергардова на полу лежал огромный толстый ковер. Всякий персональный вызов к главному редактору ничего, кроме разноса, как правило, не предвещал. Кавалергардов, который полагал, что сотрудников надо держать строго, отдавал Лилечке примерно такие распоряжения:

- Завтра, э-э, пригласите-ка ко мне на ковер... - и следовало указание, кого именно пригласить.

Лилечка уже повернулась, намереваясь покинуть не слишком привлекательный кабинетик Чайникова, но вдруг помедлила и через плечо бросила:

- Что-то вы, товарищ Чайников, совсем перестали отправлять почту. Смотрите, это ведь чревато... - Чем чревато, Лилечка не договорила, полагая, что Аскольд и без этого поймет.

- Да, да, ответы у меня подготовлены. Много ответов. Только вот не собрался отправить, - солгал Чайников.

- Поторопитесь, - посоветовала Лилечка.

- Сегодня не успею, а завтра обязательно, - заверил Аскольд.

- Ну, ну, - с недоверием протянула Лилечка.

Она вышла как раз в тот момент, когда в очередной раз зажглась шкала все с тем же ярко-красным подсветом.

- Не лучше ли тебе, друже, взять машину домой? Как бы тут ее не сглазили, - посоветовал Никодим Сергеевич.

- Дома от ребят не отобьешься. Два парня и оба сорванцы, каких поискать. К тому же к технике тянутся.

- На замке держи.

- Для этой публики замков не существует. А тут у меня шкаф запирается, да и при закрытых дверях есть возможность работать. Вечерами могу оставаться...

- Ты вот что, - сказал Никодим Сергеевич, - многие будут принимать машину за радиоприемник устаревшей конструкции, так не разубеждай. Пусть думают. Тебе это не повредит.

Сотрудники в положенное время покинули редакцию, а друзья весь вечер сидели возле машины. И весь вечер с монотонной последовательностью вспыхивала только одна шкала. Гора рукописей, не заслуживающих внимания, все росла и росла. К каждой требовалось после этого только приколоть вежливую, заранее сочиненную стандартку с отказом. Дело шло весело.

Чайников радовался тому, что почти весь завал удалось разгрести. И всего за один вечер! Вот это производительность! Вот это машина!

Но монотонность, с какой она светила одним красным светом, вдруг начала настораживать, в сердце Аскольда закралась тревога, даже отчаяние. От одного страшного предположения он весь похолодел.

- Слушай, Кузя, - довольно непочтительно обратился Чайников к своему ученому другу, - а что, если этот чертов аппарат всех стрижет под одну гребенку?

- Что ты хочешь сказать? - встрепенулся Никодим Сергеевич, совершенно не обращая внимания на непочтительный тон Чайникова.

- Светятся ли у нее вообще другие шкалы? Не разладилась ли твоя техника? - уже сбавляя тон, спросил Аскольд.

- А это легко проверить.

- Каким образом?

- Есть у тебя приличная рукопись?

Чайников выдвинул ящик письменного стола. Там лежали отпечатанные на машинке стихи его собственного сочинения, которые он предлагал несколько месяцев назад в свой журнал и которые Кавалергардов не то чтобы совсем отклонил, просто счел нужным отложить. На какой срок? А кто его знает? Скорее всего до тех пор, пока не соизволит смилостивиться.

Первым движением Чайникова было пустить в машину собственные стихи. Но его тут же обуял страх. А что, если и в этом случае зажжется ярко-красная шкала? Конечно, хорошо бы знать, чего ты стоишь на самом деле. А вдруг ответ будет убийственным? Аскольд поспешно задвинул ящик и тут же сказал Кузину:

- Подожди минутку, я сейчас, в отделе прозы идет подборка рассказов одного маститого писателя. Дверь у них не запирается, замок давно испорчен, а исправить никак не соберутся. Может, повезет найти копию.

Ему действительно повезло. Минуты через три Чайников вернулся с подборкой рассказов. Никодим Сергеевич бегло взглянул на имя автора, то был писатель, рассказы которого действительно пользовались признанием в широкой читательской среде, их любил и сам Кузин, теперь и ему было интересно узнать истинную цену популярного рассказчика. Бережно опустил рукопись в аппарат.