Сергей Нечаев - Реликвии и скоровища французских королей

Их соображения были просты до неприличия: все это «псевдодоказательства», все эти доводы «не отличаются оригинальностью и повторяют друг друга» и т. д. и т. п. Что же касается многочисленных признаний подлинности Жанны, то, по мнению традиционалистов, во всех подобных историях самозванцев всегда встречали с распростертыми объятиями. Так было в случае со лже-Уорвиками, Лжедмитриями и лже-Людовиками. Но как же быть с тем, что «самозванку» признали ее родные? А на это есть цитата из Анатоля Франса:

«Они верили в это, потому что им очень хотелось, чтобы это было именно так».

«Научный» же подход Режин Перну вообще удивляет своей непробиваемостью:

«Все доводы псевдоисториков не заслуживают того, чтобы на них долго останавливаться».

Вот так! Не больше и не меньше! И никаких пояснений, кого считать псевдоисториками. Наверное, всех тех, чье мнение хоть чем-то отличается от общепринятого…

Окрыленная орлеанским триумфом, в 1440 году Жанна отправилась в Париж. Орлеан Орлеаном, но все же это — глубокая провинция, а Париж — это Париж. Фактически это была попытка полной, можно сказать, общенациональной «реставрации» Жанны д’Арк.

Цель этой поездки очевидна: Жанна мечтала занять причитающееся ей законное место подле брата-короля. Но вот вопрос: а нужна ли была такая «реставрация» Карлу VII? С его точки зрения, Жанна уже давно выполнила свою функцию, и ее появление в Париже казалось ему крайне нежелательным. Зачем делиться с кем-то славой? Ведь это только те, кто ничего не имеет, готовы делиться с другими…

Парижский парламент, а в то время это было только судебное учреждение, получив указание короля, предпринял меры, чтобы не допустить такого же восторженного приема Жанны, как это было в Орлеане.

А лучше, если вообще не допустить приема, и сделать это было не так уж и сложно. Еще по пути в столицу Жанна была задержана и под охраной доставлена в парламент. Париж — это не провинциальный Орлеан, здесь Жанну лично почти никто не знал, и рассчитывать ей было не на кого. Одного разговора «с пристрастием» оказалось достаточно, чтобы Жанна поняла, что идея триумфального въезда в Париж была не самой удачной. Как того и потребовал парламент, Жанна объявила себя самозванкой. Мол, извините, бес попутал…

А что ей еще оставалось делать?

Историки Роже Сензиг и Марсель Гэ в своей книге «Дело Жанны д’Арк» пишут:

«Жанна де Армуаз была обвинена в обмане и клевете […] И каков был вердикт за все эти преступления? Смерть? Пожизненное заключение в тюрьму? Ссылка? Нет, оправдание. Из этого можно сделать вывод, что обвиняемая имела веские агрументы, повлиявшие на решение судей. Может быть, она показала им свои боевые раны?»

После этого «самозванку» тут же освободили, и она отправилась восвояси, в Лотарингию.

После этого ее имя больше почти не упоминается. В книге «Правда о Жанне д’Арк» лишь вскользь замечено, что «она вернулась к частной жизни». Где? В замке Жольни в пяти лье от Меца. С кем? Со своим мужем Робером де Армуазом.

Сейчас найден ряд документов, подлинность которых неоспорима, через которые по ряду косвенных свидетельств можно вычислить жизненный путь Жанны после 1440 года.

Во-первых, это нотариальный акт от 29 июля 1443 года, в котором зафиксировано пожалование освободившимся из многолетнего плена герцогом Карлом Орлеанским Пьеру дю Лису имения Иль-о-Бёф на Луаре «за верную службу королю и самому герцогу».

Пьер дю Лис, как мы знаем, — это Пьер д’Арк, официально считавшийся братом Жанны из Домреми. Свою «верную службу», указывалось в нотариальном акте, Пьер дю Лис осуществлял «совместно со своей сестрой Жанной Девой, с которой он был до его (или ее) нахождения в отсутствии и после этого вплоть до настоящего времени». Весьма странная формулировка, ибо при переводе с французского «son absentement» можно перевести и как «его нахождение в отсутствии» и как «ее нахождение в отсутствии».

Если речь идет о его отсутствии, то текст расшифровывается просто: Пьер дю Лис, как и Жанна, несколько лет находился в плену. Непонятно, впрочем, почему бы в тексте прямо не сказать об этом? Однако вполне допустимо трактовать текст нотариального акта и как «с которой он был до ее нахождения в отсутствии и после этого вплоть до настоящего времени».

В любом случае это является признанием того, что Жанна не погибла в 1431 году, а была жива двенадцать лет спустя.

Возникает вопрос: а не сознательно ли была вставлена в документ эта туманная фраза? Ведь в 1443 году уже нельзя было одновременно и открыто выражать сомнение в гибели «настоящей» Жанны д’Арк и признавать «самозванку», совсем недавно с успехом «разоблаченную» парижским парламентом.

В другой дарственной грамоте Карла Орлеанского, датированной уже 31 июля 1450 года, о Пьере дю Лисе говорится уже как о «брате покойной Девы».

Из этих двух документов следует простой вывод: в июле 1443 года Жанна была еще жива, а в июле 1450 года она уже умерла.

Историки Роже Сензиг и Марсель Гэ пишут о Жанне:

«Ее следы теряются. Без сомнения, часть времени она ездила по Лотарингии между Мецем и Жолни, нанося многочисленные визиты своим родственникам и друзьям в Нанси, в Домреми, в Вокулёре и прочих местах».

Некоторые историки считают, что Жанна умерла в 1446 году в возрасте тридцати девяти лет. Историк Робер Амбелен утверждает, что Жанна скончалась летом 1449 года. Свое утверждение он основывает на следующем. Официальная мать Жанны Изабелла Роме последние годы жизни тяжело болела и жила в Орлеане. Городские власти помогали ей, как могли. Но вот что интересно, в реестре городских расходов до 1449 года значится «Изабо, мать Девственницы», а с сентября 1449 года — «Изабо, мать покойной Девственницы». Из этих чисто бухгалтерских (а потому достовернейших) фактов проистекают два обстоятельства: во-первых, Жанна действительно умерла не в 1446 году, а в 1449 году; во-вторых, она никогда не считала Изабеллу Роме своей родной матерью — иначе никак нельзя объяснить ее полное невнимание к этой пожилой и больной женщине, доживавшей свой век в Орлеане.

Историки Роже Сензиг и Марсель Гэ называют точную дату смерти Жанны — 4 мая 1449 года.

Детей у Жанны не было, и похоронена она была в деревушке Пюллиньи-сюр-Мадон. Ее муж Робер де Армуаз скончался примерно через год после Жанны. Похоронен он был в одной с ней могиле, где на мемориальной доске была выбита надпись следующего содержания:

«Здесь покоится тело Жанны де Армуаз с ее драгоценностями, а также тело ее мужа, рыцаря Робера де Армуаза, в его доспехах».

Есть свидетельства, что рядом с могилой на каменном своде был высечен герб Жанны Девы. Во время Великой французской революции, по декрету 1793 года, он был варварски уничтожен (никто ничего не имел против Жанны, просто тогда «под одну гребенку» уничтожались все гербы). В 1890 году была снята и мемориальная доска.