Алексей Дельнов - Франция. Большой исторический путеводитель

Когда, в случае чрезвычайной внешней угрозы, объявлялся межплеменной военный сбор - воин, явившийся последним, подвергался страшным пыткам, а потом предавался не менее мучительной казни.

Мрачновато и то, что время галлы исчисляли не по дням, а по ночам. Объяснить это можно тем, что, согласно учению друидов, все галлы - потомки бога подземного царства.

В каких богов верили галлы - с определенностью сказать трудно. Цезарь приводит их имена, но употребляет при этом римские аналогии. Бога войны он называет, конечно же, Марсом. Ему в случае по беды приносили в жертву «все, захваченное живьем». Понимайте, как хотите - Цезарь не уточняет. В его же честь в одно священное место сносили все трофеи, так что у некоторых племен скапливались целые горы этого скарба. Если кто-то пытался утаить что-либо - его ждала страшная смерть. Тот, кого Цезарь называет Меркурием - изобретатель всех искусств, он же проводник в путешествиях, помощник в торговле и прочей наживе денег. Юпитер обладает верховной властью над небожителями, Аполлон исцеляет от болезней, Минерва обучает ремеслам.

Сложность для историков в том, что галлы со временем романизировались, переняли римскую культуру и в первую очередь верховных римских божеств. Многое значила еще и целенаправленная деятельность римской администрации, начиная с Цезаря. Во время завоевательной войны великий полководец всячески поддерживал друидов - в пику военному сословию всадников. Но потом симпатии круто переменились: всадники стали местной знатью, которую надо было романизировать в первую очередь, привить ей понятия Римского права и привлечь к управлению - как людей сведущих, известных местному населению и которых вообще стоило всячески прикармливать, чтобы они не дай бог не сорвались с поводка. А друиды стали не кем иным, как носителями национальной веры, традиций, менталитета - всего того, о чем новым римским подданным неплохо бы вспоминать пореже, а совсем хорошо - вовсе позабыть. Так что дни друидов были сочтены, и только романтики XIX века в своей всемирной тоске вновь стали грезить жрецами в белых одеяниях, священнодействующих в призрачном лунном свете с ветками омелы.

Но сохранились прекрасные памятники ирландской литературы. Аналогии между содержащимися в них мифами и эпическими повествованиями и тем, во что верили галльские друиды, можно проводить смело. Однако это предмет отдельного интереснейшего рассказа. Отметим только, что от кельтских преданий веет каким-то захватывающим, но непонятным нам духом, какой-то инаковостью. Воины без видимой причины заезжают в известковые холмы - сиды, и до сих пор оттуда не выехали. Герой собирается поутру подвергнуть пленника ритуальным смертным мучениям, а всю ночь напролет они ведут увлекательную (для обоих!) беседу. Другой доблестный персонаж ждет у себя в доме приближения врагов, которые, как ему предсказано, убьют его - и с интересом расспрашивает ясновидящего, кто они такие, как вооружены и во что одеты.

Здесь чувствуется общая с германцами вера в то, что над человеком довлеет рок. Противостоять ему бесполезно, и тщетно молить о пощаде эту страшную силу. Но высшая свобода человека - в том, чтобы все равно действовать по своей воле, бесстрашно идти в безнадежный бой - самоутверждаясь собственной гибелью… Страшновато, конечно. У нас, у русских, тоже не без того: в сладко-печальную минуту, бывает, вырвется: «что на роду написано…» Но все-таки в глубине души мы в рок не верим. Нашего Бога надо бояться, но Он вообще-то добрый, Его и упросить можно. А то и «авось, Бог не заметит» - это когда сделали или собираемся сделать, чего не надо бы.

Эротики в кельтских преданиях тоже хватает. Те же Тристан и Изольда, всякие там происшествия с королем Артуром, его родней и его дружинниками. Или такой вот сюжет: приближается герой Ку-хулин к одному селению, жители которого имеют основания полагать, что он сердит на них. Тогда они выводят ему навстречу за околицу обнаженных девушек - герой прыгает в бочку с водой, и вода мгновенно выкипает. Ну, чем не француз?

Что касается семейных обычаев галлов - в них тоже, как и в религии, обнаруживаем следы того, что принято относить к первобытной дикости. Отцы не позволяли сыновьям до достижения ими воинской зрелости даже приближаться к себе при народе. Женщины обладали некоторыми имущественными правами - к тому приданому, что жена приносила в дом мужа, он обязан был присоединить равноценное из своего имущества, и это было их общим капиталом. Кто кого переживал, тот становился владельцем всего. Но мужья имели над женами, как и над детьми, право жизни и смерти. Если же после внезапной смерти мужчины у его родственников возникали какие-то подозрения, они подвергали вдову пыткам, дознаваясь - не она ли тому причиной. Если женщина сознавалась - ее ждали новые пытки, а потом сожжение.

На похороны галлы не скупились. Все, что было мило покойнику при жизни, отправлялось в его погребальной костер - включая животных. Да что там животные - рабы и клиенты знатного человека, если признавалось, что они ему были по-настоящему дороги, отправлялись туда же.

А вот интересный закон из области охраны общественного порядка. Если кто-то узнал нечто, затрагивающее интересы общины (неважно, при каких обстоятельствах: подслушал, сплетня пошла, Дружок сболтнул спьяну) - то обязан был немедленно донести об этом старейшинам, самому же накрепко держать язык за зубами. Начальству виднее, что предпринять, а смуту в народе сеять не надо.

Стоит поговорить и о них. И потому, что они жили рядом с галлами, и потому, что в жилах современных французов течет и их кровь. В некоторых департаментах неизвестно, чьей больше. А если отстраниться от такой расовой абстракции, как кровь, то вспомним раньше времени, что раннесредневековая французская аристократия (и вообще воинское сословие) состояла в большинстве своем из германцев-франков, и их влияние на культуру, на весь жизненный уклад будущей французской нации огромно. Кстати, обратим внимание на самих себя: нос картошкой - это черта не славянская, а финская. Значительная часть русских людей живет на землях финских племен, которые не сквозь землю провалились, а стали важнейшей компонентой этногенеза великорусской народности.

О древних германцах больше всего писали все тот же Юлий Цезарь и особенно Тацит (58-117 гг.). Говоря об их религии, Тацит особенно отмечает ее простоту: нет такого сплоченного жреческого сословия, как галльские друиды, отсутствуют изображения богов. Но вот захватывающее сообщение: германцы почитали в своих священных рощах «нечто тайное, видимое только их религиозному чувству». Тацит обратил внимание на большую роль мантики (гадания) в религии германцев. Так, когда племя задумает набег, жрецы выводят из заповедной рощи священных коней, запряженных в «божьи колесницы», и по их ржанию и по тому, как они трясут гривой, определяют, будет ли удача.