Александр Зимин - Опричнина

В ноябре 1567 г. Дженкинсон писал Елизавете: «Царь требует, чтобы ея корол. вел-во и он были заодно соединены (против всех своих врагов)». Иван IV настоятельно просил «соединиться с ним заодно против поляков», прислать мастеров, умеющих строить корабли. Царь просил согласия на заключение тайного договора о предоставлении права временного убежища тому из договаривающихся монархов, с кем случится «какая-либо беда» [1306]. Судя по этой просьбе, новые переговоры с Дженкинсоном происходили тогда, когда царь вернулся после неудачного похода и уже мысль о боярских изменах снова запала в его воображение.

Убедившись в невозможности добиться присоединения Риги путем переговоров с польским королем и сознавая трудности вооруженной борьбы за Прибалтику, русское правительство в 1567 г. попыталось решить балтийский вопрос путем создания в Ливонии государства, зависимого от России. Рига, находившаяся в вассальных отношениях к польскому королю, все время испытывала угрозу потери своей призрачной самостоятельности. Этим и хотел воспользоваться Иван IV, строя свои расчеты на поддержке орденских кругов.

Весной 1567 г. литовский гетман Ходкевич предпринял неудачную попытку осадить Ригу [1307]. Как сообщает Штаден, узнав об осаде Риги, царь послал за находившимся в русском плену Вильгельмом Фюрстенбергом [1308]. Бывший ливонский магистр находился в почетной ссылке, получил поместье и, как писал Фейт Зенге, пользовался вниманием царя [1309]. По словам Штадена, он получил в кормление г. Любим [1310]. Расчет царя на создание буферного государства в Ливонии на этот раз не осуществился: Фюрстенберг отказался стать во главе Ливонии и был снова отправлен в Любим, где вскоре и умер [1311].

Итак, открытая вооруженная борьба за Ливонию была неминуема.

Неудачный исход русско-польских переговоров 1566–1567 гг. повлек за собой возобновление военных действий. Царь Иван Грозный рассчитывал, что задуманный им большой поход в Ливонию принесет новые успехи русскому оружию и заставит правительство Великого княжества Литовского быть уступчивее, чем оно было до тех пор. Решение о новом походе было принято 3 сентября. Отправив 12 сентября надежные опричные полки в Калугу (для обеспечения южного фланга русских войск), сам царь 20 сентября с ближайшим опричным окружением поехал к Троице, откуда 23 сентября направился к Новгороду. Как обычно, царя должен был сопровождать Владимир Старицкий, получивший приказ «сходитца» с ним в Твери. Земским воеводам назначались два сборных пункта: Боровск и Великие Луки. В Боровск должны были прибыть с дворянскими войсками И.Ф. Мстиславский (из Коломны) и И.П. Яковлев (из Серпухова). Отсюда им предстояло двигаться через Вязьму в Великие Луки, с тем чтобы поспеть туда к Дмитриеву дню, т. е. к 26 октября. В Великие Луки также подтягивались смоленские войска Л. А. Салтыкова, дорогобужско-вяземские И. А. Шуйского и ржевские И.И. Пронского. Из Великих Лук решено было «сходитца всем на дворцах». Сюда же «к дворцам» прибыл и царь с опричниками [1312]. Уже когда поход фактически начался, на Русь явился литовский посланник Юрий Быковский, которого царь принял 5 октября «в шатрех на полех» в селе Медне, объявил ему «неправду» литовского государя и посадил «за сторожи» [1313].

22 октября Иван IV и Владимир Старицкий через Торжок добрались до Новгорода, где они пробыли восемь дней [1314]. План похода был таков: царь с опричным войском идет с севера через ливонские города Режицу и Лужу и сходится на Ршанском (Оршанском) яме с великолуцким (земским) войском И.Ф. Мстиславского [1315].

Однако совершенно неожиданно царь решил поход в Ливонию не начинать [1316]. На совещании на Ршанском яме присутствовали Иван IV с царевичем Иваном, Владимир Старицкий и бояре И.Ф. Мстиславский, И.И. Пронский, И.В. Шереметев Меньшой, И.П. Яковлев, Л.А. Салтыков, П.С. Серебряный, М.И. Вороной-Волынский. На совете был поставлен вопрос: продолжать ли поход «к неметцким городам» или его «отставить»? Выяснились серьезные недостатки организации похода. Артиллерия (наряд) двигалась «неспешно». Многие посошные люди к наряду «не поспели, а которые пришли, и те многие разбежались, а которые остались, и у тех лошади под нарядом не идут» [1317]. Сказывалась осенняя непогода. Без артиллерии рассчитывать на успешную осаду немецких крепостей было нельзя, оставалось только ждать ее подхода. Большие трудности испытывали царские полки с продовольствием: им «в украинных городех прокормитись не мочно». Вместе с тем из пограничных городов и от лазутчиков приходили неутешительные сведения, что король собирает войско не то в Минске, не то в Городке и рассчитывает прибыть в Николин день или как только «путь станет» в Борисов. В Борисове, Чашниках, Лукомле и других местах находились «со многими людми» литовские гетманы. Король, как сообщали перебежчики, намеревается идти к Полоцку, или к другим русским порубежным крепостям (Уле, Копью) или даже к Великим Лукам. Создавалась реальная угроза удара в тыл царским войскам. Поэтому продолжать поход в Ливонию уже не имело смысла. Царь решил повернуть в Москву. Часть воевод была оставлена на Луках и в Торопце для прикрытия рубежей от возможного наступления «литовских людей» [1318].13 ноября царь уже был в Красном Городке (на Псковщине), откуда направился в Москву [1319].

О причинах поспешного возвращения Ивана IV с театра военных действий сохранились и другие весьма сбивчивые рассказы современников.

Еще к лету 1567 г. четверо виднейших московских бояр — И.Ф. Мстиславский, М.И. Воротынский, И.Д. Бельский и И.П. Федоров — получили через слугу Воротынских И.П. Козлова письмо от Сигизмунда II и литовского гетмана Григория Ходкевича с предложением перейти «под королевскую руку». В письмах польского короля выражалось лицемерное сожаление, что в России «нужа» творится как над «великими людми, так середними и меньшими». Пытаясь сыграть на феодальной спеси московских вельмож, Сигизмунд II удивлялся, как это так Иван Грозный «унизил» И.Д. Бельского, сделав его всего-навсего владимирским наместником, а И.Ф. Мстиславского — новгородским. Льстя М.И. Воротынскому, король писал, что его род по своей знатности не уступает великим князьям московским. Он вспоминал, как еще отец князя Михаила хотел со своим уделом перейти в Литву, за что был посажен в заточение на Белоозеро, где и умер. Не забыл король и того, что Иван IV хотел «кровопроливство вчинити» над И.П. Федоровым. Всем этим вельможам за измену московскому царю сулили почести и даже «уделы» в Литве, а гарантией исполнения обещаний являлся пример Курбского. В июле — начале августа от имени бояр были изготовлены ответы, содержавшие резкую отповедь королю и гетману [1320]. Исследователи уже со времени И.М. Карамзина справедливо связывали составление этих ответов с самим Иваном Грозным [1321].