Николай Губернаторов - Гордон Лонсдейл: Моя профессия - разведчик

Можно было лишь улыбнуться в ответ на все эти «ужасы». Ведь люди, которых имел в виду Элтон, тоже читали газеты и после провала приняли все необходимые меры. К тому же я был убеждён, что никакие эксперты не могли решить головоломку, которую я преподнёс МИ-5: я пользовался произвольной системой кодирования записей. Расставаясь с Элтоном, я повторил, что нам не о чем говорить до тех пор, пока тот не привезёт конкретные предложения.

В начале декабря в жизни Элтона наконец-то настал великий день. На встрече он приветствовал меня самой широкой, самой своей радостной улыбкой. Как только закрылась дверь (тюремщик всегда дежурил за дверью), Элтон воскликнул:

— Наконец-то я добился результатов!

И торжественно протянул красную папку, прошитую голубой шелковой лентой. Я раскрыл её. Три страницы отпечатанного на машинке текста. Бумага высшего качества, светло-голубого цвета. Всё сделано исключительно красиво.

— Что это? — спросил я продолжавшего сиять Элтона.

— Наши конкретные предложения… Уверен, вы будете довольны… Поверьте, добиться этого было нелегко…

В глаза мне бросились трёхсантиметровые буквы поставленного в правом углу первой страницы красного штемпеля: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО».

«Чёрт возьми, — подумал я. — Это прогресс. Наконец-то противник сам вручает мне секретные документы!»

Я не спеша прочитал «исторический» документ. В нём было сказано, что соответствующие инстанции согласились сократить срок моего заключения до пятнадцати лет при условии, если Гордон Лонсдейл «подробно и правдиво» ответит на все вопросы, перечисленные в этом документе. Можно ли считать ответы полными и правдивыми — это будет решать служба безопасности.

Я тщательно прошёлся по вопросам. Постарался уложить их в памяти и отметил про себя, что их составитель или составители имели весьма нечёткое представление о моей разведывательной работе. Это меня обрадовало.

Чувствовалось, что, составляя вопросник, начальство Элтона не захотело проконсультироваться со специалистами из «Интеллидженс сервис», дабы не делить с ними лавры, которые им уже грезились.

Документ был изучен. Я вернул папку.

— Так дело не пойдёт, старина, — сказал я доверительно. — Ваши предложения я считаю глупыми и даже оскорбительными. Во-первых, смешно предполагать, что я выдам какие-либо служебные тайны. Ведь с самого начала я сказал, что буду отвечать только на вопросы о самом себе. Во-вторых, я рассчитываю быть на свободе гораздо раньше, чем через двадцать пять или пятнадцать лет.

— Чего же вы хотите? — воскликнул Элтон.

— Уж во всяком случае, не сидеть так долго в этой грязной дыре.

— Сейчас наше правительство не может ни освободить, ни обменять вас, — сказал Элтон. — Американцы поднимут вой, что мы заигрываем с коммунистами, а этого наше правительство не в состоянии себе позволить.

— Ерунда. Пройдёт немного времени, и они сами обменяют полковника Абеля на Пауэрса.

— Нет, этого не произойдёт. — Элтон был упорен в своих суждениях: поведение Пауэрса с точки зрения Центрального разведывательного управления было отнюдь не безупречным. Он разболтал всё, что знал. Я не спорил, хотя мне ещё до ареста стало известно, что первые шаги в организации этого обмена уже предпринимались. (Примерно через год после разговора с Элтоном рано утром, ещё до подъёма, тюремщик отворил мою камеру и сообщил, что только что слышал по радио сообщение об обмене полковника Абеля на Пауэрса. Мне очень хотелось послать Абелю поздравительную телеграмму…)

Наконец Элтон неожиданно спросил:

— А вы согласились бы встретиться с представителями ЦРУ? Это было бы в ваших интересах.

По-видимому, он хотел вовлечь ЦРУ в сделку между английской контрразведкой и мной.

— Если б в ЦРУ оказались довольны полученными сведениями, английское правительство согласилось бы освободить вас. Ведь известно, что ваша деятельность была направлена главным образом против США, а не против Англии.

Это уже было что-то новое. Для чего я понадобился ЦРУ?

По сей день мне не ясно, действовал ли Элтон тогда в соответствии с полученными им указаниями или же импровизировал на ходу. Он явно не ожидал, что я так вот, сразу отклоню все предложения его службы. Моё полное равнодушие к выдвинутой идее переговоров с ЦРУ поставило Элтона в тупик. Стало ясно — ему поручено попытаться добыть сведения не только о моей работе в Англии, но и в США. На предложение встретиться с представителями ЦРУ я ответил немедленным и самым категорическим отказом.

Элтон понял, что я настроен решительно, и надумал меня припугнуть. Приняв самый мрачный вид, он сказал:

— Американцы, возможно, потребуют выдать вас и предъявят обвинение в шпионаже. Ведь до переезда в Англию вы жили в США. — Он подумал и добавил: — Во всяком случае, после того, как вы отбудете свой срок заключения в Англии, вас передадут американцам. Вам было бы гораздо лучше отбывать оба наказания сразу…

— Вполне возможно, что вы и правы, — улыбнулся я. — Но вы забыли такой немаловажный факт: в США разведчика могут посадить на электрический стул даже в мирное время. А это явно помешает мне полностью отбыть приговор, вынесенный судом Её Величества… Так что, Элтон, я предпочитаю отбывать приговоры не торопясь. Один за другим.

Мы расстались.

Операция «Элтон» не удалась её инициаторам. Мне же удалось узнать кое-что важное о причинах своего провала, а также о том, насколько осведомлён противник о работе всей моей группы… Знала британская контрразведка потрясающе мало.

Когда меня арестовали, газеты были напичканы всевозможными «просочившимися к нам абсолютно достоверными сведениями» о том, как контрразведке удалось напасть на мой след. Все дружно писали о том, что первым сигналом оказалось пьянство Хаутона, показавшее, что тот живёт не по средствам и что будто бы местная полиция заинтересовалась им случайно, расследуя какие-то анонимные письма, к которым Хаутон не имел никакого отношения. Газеты печатали интервью с каким-то придурковатым полицейским из провинции, который якобы первым заподозрил неладное и дал сигнал в контрразведку. А та за несколько месяцев распутала всё дело. Словом, в прессе всё это выглядело недурно. Контрразведка была представлена в наилучшем свете. Даже верховный судья счёл необходимым в конце процесса поздравить службу безопасности с «блестящей работой».

На самом же деле контрразведка сама «просочила» в прессу все эти «абсолютно достоверные сведения».

Всё было иначе. Я без помех проработал в Англии шесть лет. Хвалёная английская контрразведка так ничего и не знала бы обо мне. Все сведения она получила от предателя. Никакой «блестящей работы» не было и в помине.