Александр Зимин - В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России

Обратимся к источникам. Намек на общегосударственное уложение, запрещающее крестьянский выход, Б. Д. Греков видит в одном деле 1584 г. В нем рязанский помещик Т. Шяловский, обращаясь к царю, ссылается на то, что дьяк А. Шерефединов «крестьян насилством твоих государевых дворцовых сел и из-за детей боярских возить мимо отца твоего, а нашего государя, уложенья — в то село Шилово возить» [256] Акты Юшкова, № 220, с. 206; Греков Б. Д., кн. 2, с. 304. Критические соображения В. И. Корецкого в адрес построения Б. Д. Грекова см.: Корецкий. Закрепощение, с. 101–103. . Это свидетельство может быть интерпретировано по-разному. Ссылка на «уложение» могла иметь в виду просто Судебник 1550 г. Шиловский к тому же мог жаловаться на вывоз крестьян не в срок (Юрьев день).

В преамбуле Уложения 1607 г., дошедшего в изложении В. Н. Татищева, говорится, что «при царе Иоанне Васильевиче… крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иоаннович… выход крестьяном заказал». Итак, из Уложения 1607 г. как будто следует, что при Иване Грозном крестьяне еще сохраняли право выхода. Между тем в обнаруженном В. И. Корецким Бельском летописце в записи под странным названием «О апришнине» говорится, что в 1601/2 г. царь Борис «нарушил заклятье» Ивана IV и «дал христианом волю, выход межу служилых людей» [257] Татищев В. Н. История Российская, т. VII. Л., 1968, с. 373; Корецкий. Формирование, с. 71. . Получается — как будто в противоречии с преамбулой Уложения 1607 г., — что уже при Иване IV крестьянский выход был «заказан», т. е. запрещен. Действительно, запись Бельского летописца носит черты позднейшего происхождения. Но важно установить, какими источниками пользовался ее составитель и какие явления действительности трансформировались в его представлении, когда он писал о «заклятии» царя Ивана. Летописец мог обобщить известную ему практику существования заповедных лет и составления писцовых книг начала 80-х годов в мысль о том, что именно при Иване IV крестьяне потеряли право выхода. Во всяком случае запись трудно истолковать однозначно без проверки ее конкретным материалом.

Третий источник, относящийся к проблеме крестьянского выхода при Иване IV, — приговор об отмене тарханов 20 июня 1584 г. В нем записано, что «крестьяне, вышед из-за служилых людей, живут за тарханами во льготе». Этот приговор, а также Уложение 1607 г., по словам Р. Г. Скрынникова, «одинаково свидетельствуют… что в последние годы царствования Грозного крестьяне «выход имели вольный» и массами выходили на те земли, где им предоставлялась льгота» [258] СГГД, ч. I, № 202, с. 594; Скрынников. Россия, с. 174. В противоречии с этим в другом месте (с. 171) Р. Г. Скрынников пишет, что приговор 1584 г. упоминает о выходе «в общих выражениях, поэтому сам по себе этот источник не может использоваться как доказательство соблюдения или несоблюдения правил Юрьева дня в тот период». . В самом деле, и преамбула Уложения 1607 г., и приговор 1584 г. как будто говорят о том, что общегосударственного распоряжения о запрете крестьянского выхода при Грозном не существовало. Но они отнюдь не противоречат тому, что в начале 80-х годов могли посылаться на места отдельные распоряжения, содержавшие «заповедь» (запрещение) крестьянского выхода. Словом, и эти источники могут быть истолкованы по-разному. Решающим аргументом должны быть делопроизводственные материалы, отражающие практику по вопросам крестьянства и землевладения в 80-е годы XVI в.

Первый комплекс таких документов относится к Деревской пятине Новгорода, а точнее, как подметил Р. Г. Скрынников, к ее Едровскому стану. В наиболее раннем из них (отдельной грамоте помещику Б. Сомову от 12 июля 1585 г.) упоминаются пустые дворы деревни «на Мотни», крестьяне которой «разошлись в заповидныя лита: в 90-м году, и в 91-м году, и в 92-м году, и в 93-м году». Во время двух обысков, касавшихся крестьян кн. Б. И. Кропоткина (30 марта и 16 апреля 1588 г.), обыскные люди заявили, что те крестьяне вышли «в заповедные годы», которыми называются 1583/84—1586/87 гг. («в 92-м году, да в 93-м году, да в 94-м году, да и в 95-м году»). Два обыска (11 и 13 апреля 1588 г.) связаны с беглыми крестьянами помещика И. Непейцына, который в своей жалобе писал, что Васька и Трешка Гавриловы «в заповеднии годи, 90-м году, збежали». В Деревской пятине писцовые книги составлялись Д. А. Замыцким в 1581/82 г., К. Карцевым в 1582/83 г. и снова Д. А. Замыцким в 1586/87 г. [259] Самоквасов, т. II, с. 500, 451, 449–450; Корецкий. Закрепощение, с. 97, 304, 305, 311; Анпилогов, с. 415–416. Начаты ли книги Замыцкого осенью — зимой 1581 или весной 1582 г. (Скрынников. Россия, с. 175) — это сути дела не меняет.

Связь между введением заповедных лет и составлением писцовых книг напрашивается сама собой. Ведь для того чтобы привести в известность наличный состав налогоплательщиков (крестьянских дворов), необходимо было — хотя бы на время переписи — прекратить текучесть населения, т. е. крестьянские выходы. Р. Г. Скрынникову представляется существенным, что о заповедных летах нет упоминаний в деревских писцовых книгах. Это, по его мнению, означает, что в 1581/82 г. в Деревской пятине этих лет не было [260] Скрынников. Россия, с. 178; ср.: Корецкий. Закрепощение, с. 124. . Но писцовые книги составлялись по определенному формуляру, выработанному многими предшествующими описаниями. Поэтому в них нововведение могло быть просто не внесено, тем более что по первоначальному замыслу оно носило временный характер, а книги рассчитаны были на длительное использование. Собственно говоря, ушли ли крестьяне в заповедные или в обычные годы, для составителей писцовых книг не представляло интереса. Их волновало прежде всего наличное население, «живущие» сохи. Сохи, лежавшие «в пусте», интересовали их только как земельный фонд, а не как населенные когда-то кем-то дворы. Заповедные лета не упоминались не только в писцовых книгах. Они не всегда отмечались и в делопроизводственных материалах даже при сыске беглых крестьян. Так, о них нет ни слова в деле по челобитью помещика Едровского стана Деревской пятины Д. И. Языкова, в котором упоминаются его крестьяне, бежавшие в 1587/88 г. Впрочем, неизвестно, был ли этот год заповедным [261] Корецкий. Закрепощение, с. 321–336. Не упоминаются заповедные лета и в деле В. Г. Скобельцына, содержащем выписки из писцовых книг о крестьянах, бежавших в 1600/01 г. (Анпилогов, с. 421–425). Р. Г. Скрынников полагает, что крестьяне бежали в 1586–1587 гг., а «эти годы были в Едровском стане бесспорно заповедными» (Скрынников. Россия, с. 188). В данном случае Р. Г. Скрынников повторил ошибочную дату В. И. Корецкого (Корецкий. Закрепощение, с. 111), а в документе — 1587—88 г. (там же, с. 321, 323, 325, 326 и др.). .

Появление формулы о заповедных летах связывают с существованием их уже во второй половине 80-х годов, и в частности с вопросником (наказом) дьяка С. Емельянова, в котором спрашивалось: «В прошлом 91-м году князь Михайло Кропоткин… крестьян насильством… в свое помистье… в заповидныи годы вывез ли?» По Р. Г. Скрынникову, «именно наказ дьяка Емельянова… был тем источником, из которого термин «заповедные годы» попал в едровские грамоты 1588—589 гг.» [262] Самоквасов, т. II, с. 453; Скрынников. Россия, с. 187. . «Ретроспективная» теория происхождения упоминаний о заповедных летах начала 80-х годов XVI в. Р. Г. Скрынникова, от которой он иногда отказывается, [263] Скрынников. Россия, с. 196. Противоречивость концепции Р. Г. Скрынникова подметил Б. Н. Флоря (Флоря. Война, с. 201). . представляется неубедительной. Точность сведений в дьяческом делопроизводстве, когда речь касалась владельческих прав, и в частности сыска беглых крестьян, не подлежит сомнению.