Сергей Парамонов (Лесной) - ЗЛАТОЕ СЛОВО РУСИ. КРАХ АНТИРУССКИХ НАВЕТОВ

Абстрактные понятия, философские представления и т. д., все это требовало выражений и слов, и певец заимствовал их из церковной книжности. Заимствовал, однако, только как лексический материал, христианские же поняtия' весь дух новой религии не был им воспринят.

Совершенно очевидно, что он знал о нем, но, отрицая его, считался с ним просто как с фактом.

Это обстоятельство объясняет, почему до нас ничего не дошло из творчества этого слоя населения, - произведения, подобные «Слову», были решительно противны духу христианства, если даже и не агрессивно настроены против последнего.

Это определило их судьбу: они были уничтожены, но их было много, - уже данные о песнях Бояна в «Слове» показывают нам их тематику, стиль и распространенность. Однако в борьбе против светской литературы духовенство одержало верх.

Подведем итоги:

1. «Слово» совершенно игнорирует христианство; если принимать во внимание основную структуру «Слова», оно проникнуто языческим мироощущением.

2. Упоминания об элементах христианства носят поверхностный, случайный характер и в некоторых случаях почти наверное являются вставками переписчиков. Обстоятельство, чрезвычайно важное для расшифровки загадок «Слова».

3. Певец изобразил русичей гораздо менее христианами, чем это было в действительности, он представил их действующими так, как если бы они разделяли его убеждения и представления.

4. Есть много оснований полагать, что автор ни в коем случае не был лицом духовного звания, образованным дружинником, он был профессионалом-певцом (об авторе «Слова» подробнее ниже).

5. Анализируя и расшифровывая «Слово», нельзя ни в коем случае выпускать из виду вышесказанного.

Историческая достоверность «Слова» имеет два аспекта; правдивость, верность сообщаемого о походе собственно и, во- вторых, о других событиях, также трактуемых в «Слове».

Мы уже отмечали, чтo многие детали об описании похода носят часто протокольно-точный характер. Особенно ярким примером является описание бегства Игоря.

«Прысну море полуночи, идуть сморци мглы»… (680- 685), начинает «Слово» это описание. Все понимали это место так: «море взволновалось к полуночи» и т. д. и не заметили неувязки во времени: сначала речь идет о полночи, а затем идет: «погасла вечерняя заря».

Зная, в результате нашего анализа, что автор «Слова» не болтун, а чрезвычайно точный и реалистичный наблюдатель, мы поняли, что здесь надо искать ошибку в нашем понимании, эта ошибка была найдена. «Полуночь, полуночный» означало в древности не только время суток, но и понятие: «север, северный». Южный обозначалось словам «полуденный».

Не в полночь или к полночи море взволновалос, а к северу.

«Идуть сморци мглы»… (681), - если море взволновалось к северу и налетели ветры, перемежающиеся с туманами, значит, местность изменила свой обычный характер. В этом-то и заключен смысл той части фразы, где сказано, что «Игореви князю бог путь кажеть из земли половецькыи»… (682). Перемежающиеся туманы создали благоприятные условия для бегства.

Именно ночью, при ветре, заглушающем легкие шумы и при тумане, но не густом, как молоко, и не сплошном, создаются условия, наиболее благоприятные для бегства: туманы и мрак скрывают от преследователей и вообще врагов, а в момент прояснения можно проверить правильность взятого направления и установить точно местоположение. Такое состояние погоды было Божьим указанием.

Заметьте: речь идет о море и об Игоре, - значит, Игорь где-то у моря, во всяком случае, не очень далеко от него, и с этого пункта идет логическая цепь подробностей, точных и связанных друг с другом.

Сказано, что «сморци» идут «мглами». Большинство видели в «сморцях» - смерчи, но такое объяснение совершенно неприемлемо. Смерчи - это столбообразные пылевые вихри, встречающиеся в южных степях только в жаркое время года; бывают еще смерчи водяные, на море, но здесь они неуместны, ибо речь идет о суше и они отпадают. Кроме того настоящие смерчи, как правило, единичны. Однако, здесь нельзя принять и пылевых смерчей, во-первых, они бывают только в очень жаркие дни, в разгар лета, а Игорь бежал весной, во- вторых, они бывают в середине дня, а не вечером или ночью и уж, конечно, в темноте видимы быть не могут.

Следовательно, «сморци» - не смерчи, да и как могли идти смерчи - «туманам»? Сморци - это ветры с моря, теперь по местному их называют «морянами» и т. д.

Взволновавшееся в северном направлении, т. е. под южным ветром, море и «сморци» образуют одно логическое целое. Ветры приносили к вечеру туманы. «Мглы» - это туманы, множественное число ясно говорит о повторении явления, следовательно, туманы шли полосами, чередуясь.

Кто бывал в приазовских степях даже за десятки километров от побережья моря, тот отлично поймет, о чем вдет речь. Это обычно вечерние или утренние туманы, идущие с моря полосами: то застелет на 10--15 минут, то прояснится, то опять застилает; это не повисший туман, а туман с ветром.

«Погасла вечерняя заря, Игорь не спит, Игорь бдит, Игорь мыслью поля мерит от Дону великого до малого Донца».

Здесь намек о бегстве («путь бог кажет»), сделанный в предыдущей фразе, уже раскрывается полностью. Это, между прочим, очень характерный прием творчества в «Слове»: несколько забегать вперед, не договаривать и только несколько спустя открывать все полностью. С этим приемом мы встречаемся в «Слове» не раз.

Итак, логическая неувязка, сначала речь идет о полночи, а потом переходит к моменту - «погасла вечерняя заря», устраняется. Разбушевавшееся к северу море, ветры, туманы и Игорь связаны крепко внутренней логической цепью, эта цепь продолжается и дальше.

«Коли Игорь соколом полете, - гласит далее «Слово» (708-711), - тогда Овлур волкам потече, труся собою студеную росу».

Когда кони были подорваны, пришлось бежать пешком. Овлур, как проводник, естественно, оказался впереди, чтобы указывать дорогу и, пробиваясь среди густой и высокой травы этих степей (а здесь так называемая «разнотравная» степь с очень буйной растительностью), стряхивал на себя студеную росу.

А роса - это результат влажных туманов с моря - «идуть сморци мглами»! Таким образом, картина, начатая бушующим морем, находит свое завершение в студеной росе.

Все ясно, и реально, и мнqгозначительно: и морские влажные, перемежающиеся туманы этих степей, и высокая, по крайней мере, в пояс трава (будь это обычная низкая трава, Овлур только замочил бы ноги и автор о таком пустяке, конечно, не сказал бы ни слова), и загнанные кони, и положение Овлура как проводника впереди, и даже упоминание, что беглецы питались в пути гусями и лебедями.

Нарисовать подобную и столь подробную картину мог только, человек, слышавший рассказ из первых уст.