Вера Давыдова - Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина

страстью и ненасытностью набросился на меня…

— Ты всегда будешь моей! — кричал он своим гортанным голосом. — Я тебе уже говорил, ты — самая лучшая женщина, понимаешь меня во всем. Барсова — полная противоположность.

— Слышала, Иосиф Виссарионович, что вы собираетесь жениться на ней?

От неожиданности Сталин задергал усами:

— Зачем задавать дурацкие вопросы? У вас нет других тем для разговора?

Мне было нечего терять, и я решила все ему рассказать:

— Валерия Владимировна Барсова пригласила меня к себе на новоселье и по секрету рассказала, что вы на коленях умоляли ее стать вашей женой.

— Спасибо за информацию! Придется ее проучить за слишком длинный язык.

На следующий день понаехали гости. Однажды я увидела несущуюся к дому Полину Сергеевну: «Верочка! Снова было покушение на товарища Сталина! Взорваны две машины, Маленков ранен в плечо…»

Какое счастье, что меня там не было!

Вечером за мной приехали из Наркомата внутренних дел. Два часа я провела в кабинете Вышинского. Он спрашивал у меня, не подозреваю ли я кого-нибудь. Угостил чаем с вареньем и французским ликером.

Когда я выходила, бросил мне вслед: «Как прикажете понимать, Вера Александровна, что все покушения на жизнь товарища Сталина происходят во время вашего совместного отдыха? Странное стечение обстоятельств, не правда ли?»

Несмотря на сопротивление Сталина, я подписала контракт на шесть спектаклей в Ленинграде. Киров прислал телеграмму: «С нетерпением ждем ваших выступлений».

В Ленинграде я остановилась в гостинице «Астория». Ко мне зашла голубоглазая девушка: «Вера Александровна, счастлива вас приветствовать! С удовольствием слушала вас в Большом театре. Моя фамилия Лазуркина. Я пришла сказать, что вы приглашены в гости к Сергею Мироновичу Кирову».

Семья Кировых жила в обычной четырехкомнатной квартире. В кабинете Сергея Мироновича за книгами не было видно стен. Киров сказал, что он собирает стихи и приключенческие повести.

Расцеловалась с его женой, которую я знала раньше.

Во время ужина Лазуркина спросила:

— Я слышала, Сергей Миронович, что вы переезжаете в Москву?

— Да, 8 ноября приступаю к новым служебным обязанностям в секретариате Центрального комитета партии, — ответил он с грустной улыбкой.

В связи с отъездом Кирова в Смольном был устроен большой прием. В тот вечер он был очень любезен и, танцуя со мной» весело сказал:

— Вы себе не представляете, Вера Александровна, как и рад переезду в Москву — это даст нам возможность чаще видеться!

— Это — признание?

— Если хотите, да… — и продолжал, все более естественно и свободно: — Не удивляйтесь, Верочка, хочу, чтобы вы знали, что уже давно вы для меня — самый дорогой человек на свете. Я знаю, что Иосиф Виссарионович стоит на моем пути, но я не боюсь его!

— Но, Сергей Миронович, у вас такая симпатичная жена…

— У вас ведь тоже очень симпатичный муж… Кстати, хочу сообщить вам новость: ваш супруг переведен в Большой театр.

Я расстроилась: только этого не хватало. Ко всем моим трудностям добавляется еще и муж…

— Вы завтра свободны, правда? — начал вдруг Киров. — Может быть, съездим куда-нибудь?

Я согласилась. Утром мы отправились в Сестрорецк на Финском заливе. Кирова сопровождала личная охрана. Было очень холодно.

Мы согрелись на даче, где все уже было готово к нашему приему. Охрана нам не мешала. После того как мы перекусили, села посмотреть последние журналы. Киров придвинулся и хотел меня поцеловать:

— Верочка, это сильнее меня, я люблю вас. Мечтаю, чтобы вы родили мне сыновей, согласен и на дочерей!

— Сергей Миронович, прошу вас, перестаньте! Не надо так далеко заходить.

— Ответьте мне, как на духу, вы любите Сталина?

— Это — мое личное дело, и я не буду отвечать.

— Скажите мне, Верочка, если я стану первым секретарем ЦК, вы согласитесь стать моей женой?

Господи, опять одно и то же: Сталин, Ягода, Ворошилов, Зиновьев, Тухачевский, Рыков, а теперь и Киров!

Киров как будто прочел мои мысли:

— Вы очень красивы, поэтому вас все желают, да и знамениты…

Я печально вздохнула:

— Ну что я могу поделать? Это какой-то заколдованный круг! Чем я виновата, что всех вас — несчастных, ревнивых мужчин — тянет ко мне? Разве это моя вина, что вы бесконечно предлагаете мне «руку и сердце», лезете с поцелуями?..

Сергей Миронович обиделся.

Я прилегла отдохнуть, но мысли роились в голове, я не могла успокоиться.

Вечером, во время чая, я спросила у Кирова:

— Разве в Ленинграде мало интересных женщин?

— В марте мне исполнилось сорок, — ответил Киров, — к несчастью, у моей жены не может быть детей. Когда мы были молоды, мы, безусловно, любили друг друга, но в то время главным была революционная борьба… С тех пор, как впервые увидел вас в ленинградской консерватории на детском концерте, я все время думаю только о вас. Но я опоздал, вас завоевал товарищ Сталин. — Внимательно посмотрев на меня, Киров спросил: — Какие чувства вы к нему испытываете? Это — человек испорченный, грубый, злой, самоуверенный и очень скользкий. Пока мы должны его терпеть, но постепенно, шаг за шагом, освободим его от всех должностей, которые он занял. Будьте осторожны, у этого мерзавца везде уши… Можно я вас поцелую?

С трудом освободилась от его объятий.

— Верочка, я не могу жить без вас…

— Я раз и навсегда сказала, что все это — бесполезно, меня никогда не интересовали ваши чувства.

Возвратились в Ленинград в сумерках.

В день репетиции с дирижером и филармоническим оркестром я услышала плач и крики, увидела бегущих людей. Спросила у костюмерши Лизы:

— Что за паника? Что случилось?

— Киров — наш отец и благодетель, наш вождь — Сергей Миронович Киров убит фашистами! Говорят, что его убили немецкие марионетки-троцкисты.

Как узнать правду? Кто подскажет, что делать? Вышла на улицу. Город был в горячке. Все спешили. Транспорт был переполнен. Звонила домой и в секретариат Кирова — безрезультатно: никто не брал трубку. Пробовала дозвониться до его знакомых, друзей — бесполезно.

Создавалось впечатление, что все вымерли. Мне необходимо было хоть с кем-нибудь поговорить, все равно, о чем.

Пошла на Московский вокзал, чтобы не чувствовать себя одинокой. Вокзал был оцеплен, и меня туда не пустили. Пришлось вернуться в гостиницу. В номере меня ожидала записка, в которой просили срочно связаться с Комитетом партии. Однако там тоже не снимали трубку.

2 декабря целый день бродила по совершенно пустому Ленинграду. Вечером вернулась в номер и улеглась в холодную кровать. Часы текли очень медленно.

Утром город был парализован. Кое-как добралась до Смольного, где проходило прощание с Кировым. Вместе с другими привилегированными поднялась на второй этаж, где находился гроб. Киров выглядел как живой. Вокруг — слезы, горы венков, охапки цветов от учреждений, фабрик, заводов, военных, школ, театров, милиции… В глубине зала сидели жена и сестра Кирова с заплаканными, посеревшими лицами.