Виктор Бердинских - Крестьянская цивилизация в России

Смысл жизни видели в стремлении к лучшей доли для себя и своих близких. Интерес к жизни не угасал часто до глубокой старости. Люди не изматывались механическим ритмом машинной цивилизации и жили в темпе и ритме посильном человеку. А.А. Лысов (1924): «Смысл жизни видели в самой жизни. Понимали люди-то, что один раз живем. И все было интересно. Ведь трудишься, а любой труд интересен. Интересно вырастить на огороде капусту, лук. Интересно, зачем мужчина и женщина на свет родились. Все знали, что если вдохнута в тебя жизнь Богом, то все должно быть интересно. Ведь и старику умирать не хочется, все ему интересно, до последней минуты. Што бы ишо бы потянуть. Вот был у нас старичок — старый выдумщик. Прохором его звали. Последние часы на кровати лежал, а все: "Старушенька, поцелуй в последний раз", "Чё там на улице-то, дождь пошел? Ну, слава тебе господи, урожай б уде", — Кто в Бога-то верил, дак говорил: "Умрем, к Христу запазуху попадем". Считалось грех запиться или отравиться, или задавиться. Это уже все! — сатана на тебе на том свете будет ездить».

Естественность жизни, естественность смерти, спокойно-терпеливое перенесение тягот при неизменно доброжелательном отношении к миру у этих светлых душой страдалиц XX века, не озлобившихся в котле горя и ненависти. «У тетки Кати тоже была трудная судьба. Осталась она от родителей 13 лет, была самая старшая, после нее еще четверо. Как она говорила: "Мать умерла после родов от горячки, ребенок остался жив. Через 40 дней умирает отец от воспаления легких. Сначала ходили соседи к ним ночевать, приучали ее ко всему. Потом ходить не стали. Меньшие не так боялись, а она боялась. Спали на полатях, она в середине, малые по бокам. Заболела маленькая, дело было летом, отнесли ее в чулан, зачем, она сама не знает. Изредка посылала меньших глядеть, жива ли, те придут: "Жива, жива, волосики повеивают", — а там ветер гулял. Пришла соседка посмотрела, а та уже померла, окоченевшая". Всей деревней им дом перестроили — срубы на дом были. Продали у ребят корову, но их почему-то в приют не сдали. Много им пришлось перенести, но все выжили. Тетя Катя ушла от нас, когда моя младшая сестра ребенка родила, она у них троих ребят вынянчила, помогала по хозяйству. Все говорила: "Ой, слава Богу, хорошо живу", — хотя жили они вшестером в комнате 16 квадратных метров, кухня одна на троих, т. е. на 3 семьи. Умерла она в 1975 г. на 100-м году жизни» (Т.П. Шихова, 1923).

Истинная ценность, смысл жизни в труде, который никто у человека отнять не в состоянии. Деньги при этом сами по себе большого значения не имели. Важнее работать, а не зарабатывать деньги, важнее иметь, а не тратить деньги. Любопытен в связи с этим следующий эпизод: «У деда был сундучок со старыми деньгами. Когда дед выпьет, то всегда доставал его и всем показывал, сколько он за свою жизнь заработал. При этом все время приговаривал: "Вот их как много, можно всю мою избу деньгами оклеить"». (О.Н. Солодянникова, 1922). Старику важно наглядно показать всем свое трудолюбие (столько денег — что можно оклеить избу, а не купить, например, два дома).

В привычном мире деревни, где все события неизменно повторялись, явление чего-то нового, ранее невиданного, считалось делом дьявольским. Вот как отреагировали жители маленькой вятской деревни на первое появление аэроплана в небе над деревней: «Большим событием для жителей нашей деревни было появление первого аэроплана. Люди в это время находились в поле, и когда увидели на небе огромный несущийся предмет, который еще и гудит, подумали, что это конец света. Они думали, что это сама нечистая сила летит к ним. Все побежали прятаться. Кто-то убежал в лес, кто-то в канавы, а некоторые ложились прямо на землю. Люди истово крестились и причитали, моля Господа о прощении грехов. Одна женщина находилась в это время дома и, увидев несущийся с неба страшный предмет, убежала в погреб, и съела там крынку сметаны. Решила: раз конец света, пусть ее сметана никому не достается» (А.П. Катаргина, 1927). Мифологичность сознания позволяла не просто доверять чуду и ждать его, но радостно удивляться любому его проявлению.

Слушать, открыв рот, могли часами — и не только странников и сказочников, но и любые лекции заезжих агитаторов, понять что-либо в которых было порой просто невозможно. П.С. Добрынский (1914) вспоминает: «Когда работали учителями, ходили по деревням. Народ собирался моментально, когда приходил учитель. Готовы были слушать часами. Обратно давали тарантас, зимой — сани. Это было золотое время, богато никогда-никогда не жили, но всегда мы были довольны всем».

Деревенский коллектив был целостным, живым организмом, в котором так легко и привольно было дышать каждому отдельному человеку. «Многое сейчас лучше да красивей стало, акромя души человеческой. Раньше весь народ был доверчивее. У нас вот соседи доверяли друг другу. Вечером высыплют все на лавочки — да как весело: и нахохочемся и наревемся все вместе» (Л.И. Рычкова, 1912).

«Все вместе». В этом было столько спасительной силы и душевного покоя.

События сами приходили и уходили в потоке жизни — их встречали и провожали, как заведено от дедов-прадедов. К ним были готовы. «В жизни жили, как придется, как жизнь поведет. О судьбе не думали — надеялись на что-то хорошее. А всяко бывало! Будущего не боялись — не думали ни о жизни, ни о смерти, а как уж судьба подведет» (Т.И. Кротова, 1916).

Переламывать линию своей жизни, спорить с судьбой было не принято. «С судьбой мирились люди. Если у кого какое-то горе — то говорили: видно такая уж у них судьба. Умирал молодой человек, тоже говорили, что судьба такая. Лечили не очень. А сейчас вон как родится ребенок, его все к врачу таскают, а раньше детей вообще маленьких не носили к врачам. Мать родит — в свою юбку завертит. Выживет — так выживет, не выживет — так судьба такая. Ребенок болеет-болеет да помрет. Никогда их никуда не возили, ни в какую больницу. И говорили: так на роду написано, столько Бог веку дал» (А.В. Кропанева, 1914).

Здравый крестьянский смысл не только позволял разумно отнестись к вещам непонятным, запредельным и отвлеченным, но и рождал в крестьянской среде некоторое количество скептиков, своеобразных Вольтеров в лаптях. Вот речь одного такого человека: «Судьба! Черт его знает, судьба это или не судьба. Судьба, говорят, как индейка. Как жилось, так и жили своей семьей сами. Кто будет указывать, залазить в чужую семью? Каждый в своей семье. А в лучшее все-таки верили. Конечно, верили. Ждали, что лучшее придет, может получше будет. Загробна жизнь! Чё загробна? Умрешь, дак кака там загробная? И сейчас так же. Умрешь, закопают и все. И вся загробна жизнь. Ну вот раньше умирали, их в церкву увозили отпевать — снять все грехи с души нашей грешной, чтоб спокойно хоронить человека. А теперь вот не стали отпевать у церкву возить. Отпевают так, заочно теперь уж. Схоронют, а потом отпевают. Умрешь, а там хоть куда, земля и земля» (Е.Т. Дорохова, 1912).