Владимир Егоров - Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

Считается, что последние следы крымских готов теряются где-то в IX веке. С этого времени готы практически не упоминаются и становятся археологически неуловимыми. Вероятно они полностью ассимилировались и во всех бытовых хозяйственных аспектах стали неотличимы от прочего населения Крыма. Но есть два свидетельства сохранения крымскими готами своего языка вплоть до XVI века. Первое из них, монаха Гильома из Рубрука [132] Гийом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. 1589. , относится к середине XIII века: «Между Керсоной [Херсоном. — В. Е. ] и Солдайей [ныне Судак. — В. Е. ] существует сорок замков; почти каждый из них имеет особый язык; среди них было много готов, язык которых германский». Второе нам оставил посол Священной Римской империи в империи Османской Бусбек, который в XVI веке в Стамбуле услышал от каких-то залетных жителей Крыма и записал нескольких десятков слов и нескольких фраз еще вроде бы живого там в то время готского языка.

Соединяя три факта: нарративное и археологическое исчезновение крымских готов в IX веке, появление в это же самое время нового этноса «русь» и сохранение в Крыму готского языка вплоть до XVI века — можно предположить, что, во-первых, с IX века говорящие по-готски жители Крыма, сохраняя свой язык, уже потеряли все остальные идентифицирующие их как готов признаки и, во-вторых, что именно готы впоследствии оказались субстратом нового крымского этноса, суперстратом и катализатором которого выступили появившиеся в Крыму в то же самое время викинги-скандинавы. Новый этнос полностью заместил свой субстрат, вследствие чего исчезают все упоминания крымских готов, а на исторической сцене появляется новый германоязычный народ русь. Разумеется, со временем граница между «карлами» и «гудами» стерлась, а последующая славянизация руси вообще лишила смысла такое разделение, но изначальный этнический дуализм руси нашел отражение в ПВЛ тесной увязкой двух лексем «русь» и «чудь», хотя истинное их значение вряд ли понимал уже «краевед-киевлянин», а тем более последующие правщики ПВЛ, не говоря уж о переводчиках.

В начале IX века викингов-норманнов можно было встретить практически в любой точке побережья Европы. В большинстве случаев появление викингов было сродни стихийному бедствию: налетели, ограбили, разорили, увели пленных, и след их простыл. Правда, слово «налетели» не совсем точное. Викинги не прилетали, а приплывали только и исключительно на кораблях, и след их тоже простывал не в небесах, а в морской дали. Однако иногда, когда условия складывались особенно удачно, норманны могли осесть надолго, а то и навсегда. Так появились норманнские государства в восточной Англии (Данелаг), Нейстрии (будущая Нормандия) и южной Италии (впоследствии Сицилийское королевство).

Викинги нападали на все что ни попадя, и грабили всех, кто попадется под руку. Хорошо, если о таком нападении написал что-нибудь монах ближайшей обители, эта запись попала в какие-нибудь анналы, а эти анналы дошли до наших дней. Увы, все это в совокупности случалось крайне редко. В большинстве случаев оставались такие события безвестными, и либо руины разоренных селений тихо порастали быльем, либо природа брала свое, и на месте развалин возрождалась новая жизнь. Время, как известно, лечит. Так нам не повезло с Крымом. Ничего мы не знаем о том, как появились и что делали в Крыму скандинавы (викинги, норманны, варяги — дело не в названии). Но появиться там они были обязаны — ничем крымское побережье не было хуже прочих берегов Европы.

А теперь, поскольку анналы не донесли до нас эха этого исторического события, придется нам пофантазировать и представить себе, как это могло произойти.

Итак, какие-то скандинавы в начале IX века после долгого и изнурительного плавания по многим незнакомым рекам, если они плыли по речным путям «из варяг куда-то там», либо многим бурным морям, если вокруг Европы и по Средиземному морю, впервые оказались в Крыму. Здесь в непривычном для них климате и совершенно чуждом окружении они вдруг встретили, впервые за свое долгое и мучительное плаванье, некий туземный народ, внешне ничем не отличавшийся от соседних обитателей Крыма, но совершенно неожиданно для скандинавов говоривший на более-менее понятном им языке! Конечно, это был уже не «классический готский» язык Ульфилы IV века и тем более не готский язык обитателей острова Готланд IX века, возможно даже не чистый готский, а некое гото-аланское койне, но оно все-таки оставалось понятным скандинавам. А ведь это совсем иное качество! В Крыму и только в Крыму скандинавы получили уникальную возможность быстро и эффективно наладить мирные продуктивные контакты с местным населением и легко инкорпорироваться, встроиться в местную этнокультурную среду. Викинги были не из тех, кто пренебрегал такой возможностью.

С другой стороны, остатки готского народа влачили в Крыму жалкое существование и, не имея никаких перспектив, постепенно теряли остатки национальной идентичности. Как выразительно заметил археолог С. Черныш, комментируя археологическое исчезновение готов в Крыму в IX веке, «у нищих нет национальности». И вдруг эти малочисленные нищие хиреющие остатки прежде большого народа, некогда вершившего историю Европы, получили уникальную возможность радикально изменить свое бедное и бесперспективное существование благодаря, выражаясь языком Л. Гумилева, «пассионарному толчку» от невесть откуда взявшихся шустрых пришельцев, по удивительному промыслу всевышнего оказавшихся какими-то дальними родственниками. Наверняка если не все, то многие готы воспользовались таким подарком судьбы. Поэтому в случае Крыма речь могла идти не о завоевании и покорении викингами местного населения, что для них было делом привычным, а скорее о неком исключительном симбиозе пришельцев-скандинавов с аборигенами-готами, о симбиозе, в котором каждый компонент выигрывал что-то для себя и в чем-то дополнял другого.

Именно этим симбиозом объясняются многие загадки начальной руси, в том числе нашедшие отражение в ПВЛ. Одна из них явно привилегированное, наравне с русью, положение чуди: «В Иафетовой же части сидят русь, чудь и всякие народы…», — и после персонального выделения руси и чуди, причем опять-таки, как и в договоре 911 года, русь впереди чуди, далее скопом перечисляются прочие «всякие народы». Эта и подобные ей сентенции ПВЛ устойчивой парой этнонимов «русь» и «чудь» отражают тот самый уникальный симбиоз скандинавов и готов, но с доминированием первых, вследствие чего русь всегда оказывается впереди чуди.

Этническая двойственность начальной руси наглядно отразилась в заключительном абзаце договора 911 года: «В знак крепости и неизменности, которая должна быть между вами, христианами, и русью, мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях — царя вашего и своею рукою, — скрепили его клятвою предлежащим честным крестом и святою единосущною Троицею единого истинного Бога вашего и дали нашим послам. Мы же клялись царю вашему, поставленному от Бога, как божественное создание, по вере и по обычаю нашим, не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы…». Этот текст явно написан русской стороной, и эта сторона противопоставлена греческой, «христианам». Здесь русь, то есть «не христиане», клянется по своим вере и обычаю, но при этом скрепляет клятву крестом и Троицей, признает истинность христианского бога и божественность византийских императоров. Такая противоречивость объясняется как раз этнической двойственностью руси. Ее послы, то есть ведшие переговоры в Константинополе «мужи»-скандинавы, все еще оставались язычниками и действительно клялись по-своему («по вере о обычаю»). При оформлении договора секретарь посольства Стемид честно отразил этот факт, но, будучи сам не просто грамотным готом, но и православным верующим, использовал привычный для него христианский лексикон и византийский письменный этикет («…крестом и святою единосущною Троицею единого истинного Бога… царю вашему, поставленному от Бога…»).