Оксана Балазанова - Знаменитые мистификации

– во-вторых, со смертью Хансдона в 1596 году перестали появляться сонеты (в течение 1592–1595 годов их было написано 154);

– в-третьих, будучи отправленным в качестве смотрителя на шотландскую границу и служа там в течение 20 лет, Хансдон имел достаточно времени, чтобы написать 36 пьес;

– в-четвертых, душеприказчица Елизаветы (по всей видимости, ею была Мэри Пембрук), зная о лже-авторстве Шекспира, затратила громадную сумму на издание Первого фолио, первоначально планируемого к выходу в 1622 году, столетию со дня рождения кузена Елизаветы;

– в-пятых, личные качества и детали биографии Хансдона совпадают с фактами жизни автора сонетов, поэм и драм.

Для интереса мы приведем здесь формулировки нескольких «неоспоримых», по мнению противников Шекспира, доказательств того, что Генри Хансдон является единственным «правильным» претендентов на роль Барда.

Весьма прозрачный намек на авторство лорда-камергера содержится в знаменитом антишекспировском памфлете Роберта Грина, где он называет Шекспира, актера труппы «слуги лорда-камергера», «всего лишь доверенным слугой» автора («an absolute factotum»). Первое значение слова «factotum» – «доверенный слуга» и лишь второе – «мастер на все руки», как его обычно переводят.

Антистратфордианцев поражает «совпадение деталей» загадочной смерти ставшего опасным для государства Грина в 1592 году и смерти Шекспира в 1616 году, когда, удалившись (после кончины Роберта Сесила) в родной Стратфорд, он стал, по сохранившейся легенде, прикладываться к бутылке (чего раньше якобы не делал из-за риска разглашения тайны). И там и тут – смерть примерно через месяц после пирушки втроем, на которой пили вино, оказавшееся вредным для здоровья лишь одного из них.

Не следует забывать и о заранее предсказанной пустоте могилы Шекспира, т. е. о его «достоверном» лже-авторстве, и щедром вознаграждении Хансдоном живого псевдонима, актера своей труппы, а также о том, что наперсница и душеприказчица королевы, графиня Пембрук, истратившая на первое издание собрания шекспировских пьес громадную по тем временам сумму, планировала его выход к 100-летию со дня рождения кузена королевы. Кстати, на королевские же деньги жена и дочери Хансдона воздвигли ему самый большой в Вестминстерском аббатстве надгробный памятник.

Итак, плохая латынь (по свидетельству Бена Джонсона) и бросающееся в глаза прямодушие (лучше сказать – беспощадная правдивость) автора пьес и сонетов, качества, одинаково редкие среди образованных людей того времени; владение французским (на нем написана целая сцена в Генрихе V) при склонности к непристойностям и гиперболизации, отмеченным Пушкиным и Львом Толстым; интерес к ботанике и медицине (сонет 99, «Гамлет», «Бесплодные усилия любви»); изгнанник (сонет 29), имевший достаточно досуга, чтобы приобрести энциклопедические познания, самый большой словарный запас в англоязычной литературе и написать 36 пьес, 2 поэмы и 154 сонета; знающий толк не только в театре, но и в военном деле (судя по батальным сценам его хроник); «бастард Фортуны, лишенный отца» (сонет 124), несчастливец, проклинающий свою судьбу (сонеты 29, 37), отрезанный ею от славы и не ждущий радости от того, что больше всего ценит (сонеты 25, 29)… Такие характерные черты имел человек, которого принято называть Уильямом Шекспиром. И именно они заставляют буквально захлебываться от сознания своей правоты сторонников «хансдонской» теории. «Да ведь это настоящий портрет Хансдона!» – восклицают они. В самом деле: незнание латыни и прямота, о которых упоминает его современник Роберт Нантон; впитанные с молоком матери французский, сквернословие и склонность к непристойностям; отмеченная Нантоном смахивающая на хвастовство любовь к преувеличениям (видимо, унаследованная от отца); засвидетельствованный другими современниками интерес к ботанике и медицине; невозможность титулов и славы, которая, как ключ к замку, подходит к непризнанному принцу крови и сводному брату королевы, так и умершему бароном и вынужденному скрывать авторство покоривших потом весь мир трагедий под покровом государственной тайны; конечно, изгнанник (20 лет полуссылки в далеком Берике) и, конечно, не обремененный до 25 лет ни службой, ни придворными обязанностями, смотритель границы располагал вынужденным досугом для творчества и пополнения знаний; военачальник, одержавший под Карлайлем победу над превосходящими силами мятежников, Генри Тюдор, королевский бастард, не признанный отцом; несчастливец, не могущий не проклинать свою трагичную судьбу…

Особо следует выделить уникальные сочетания признаков, «родинки», совпадение которых у автора сонетов и Хансдона равносильно прямому указанию на личность последнего.

Подобным является совпадение признаков действующих лиц и деталей фабулы любовного романа Хансдона с Эмилией Бассано и автора сонетов со «смуглой леди».

Так, автор – старик (сонеты 22, 62, 63, 73, 138), но у него длительная любовная связь с молодой весьма смуглой женщиной, которая изменяет ему с его молодым другом, а потом (сонет 142) выходит замуж (не за друга), но связь с автором продолжается (сонеты 142, 152)… Все сонеты, как и обе поэмы, вышедшие в 1593 и 1594 годах, адресованы (судя по издательскому посвящению) другу автора, причем сонет 26 мало отличается от посвящения юному графу Саутгемптону второй поэмы.

Хансдону в это время шел 72-й год. Его роман с Эмилией Бассано, молодой женщиной, дочерью музыканта-итальянца, по времени и деталям в точности повторяет роман автора сонетов со «смуглой леди»: забеременев (не от престарелого лорда-камергера), Эмилия в 1593 году фиктивно вышла замуж, и у нее родился сын, но связь с Хансдоном продолжалась, а после его смерти Саутгемптон почему-то длительно покровительствовал мужу Эмилии.

И еще одно – более редкая, чем любовная связь пожилого с молодой, дружба старика с юношей, причем сонет 20 начисто отметает гомосексуальный подтекст со стороны автора… Хотя высокая мужская дружба была тогда в моде, возрастная разница между ними столь велика, что на людях они должны были скрывать свои дружеские отношения, чтобы не бросить на них тень (сонет 36). Старик-автор не раз утверждает, что вся его жизнь – в молодом друге и что она кончится вместе с их дружбой (сонеты 75, 93, 112).

Хансдон умер, как свидетельствуют современники, «от непонятного огорчения» через два неполных месяца после того, как Саутгемптон отправился в полную опасностей военно-морскую экспедицию. Таким образом, от Саутгемптона к Хансдону через Эмилию, ее сына и мужа и даже через саму смерть лорда-камергера тянется вполне прослеживаемая нить, указывающая на весьма необычную дружбу при возрастной разнице в 51 год!

Третье «уникальное совпадение» состоит в том, что никакая иная кандидатура, кроме Хансдона, не объясняет, почему автор сонетов, столь горячо любящий своего друга, не откликнулся ни единой строкой на его заключение в Тауэр (после провала заговора Эссекса в 1600 году), на его мужественное поведение во время суда, на смертный приговор, позднее замененный пожизненным заключением? Ответ один: автора уже не было в живых, и создание сонетов прекратилось с его смертью в 1596 году, хотя Шекспир прожил после этого еще 20 лет, включая 1609-й год, когда они были опубликованы с посвящением издателя, в то время как две «шекспировские» поэмы вышли в 1593 и 1594 годах с пространными посвящениями автора. Объяснение заключается в том, что, будучи лишь оплаченным псевдонимом, Шекспир ничего не знал о глубоко личных стихах своего покойного патрона, и их отдал издателю некий «мистер W. H.», которого, как он пишет, «обещал обессмертить наш вечно живой поэт». Кстати, W. H. – переставленные, что тогда практиковалось, инициалы Саутгемптона (Wriothesley, Henry).