Оксана Балазанова - Знаменитые мистификации

• В двадцатые годы ХХ века некто Шейнис продал в Лейпцигскую библиотеку несколько фрагментов из классических текстов. Среди них был листок из сочинений Плавта, написанный пурпурными чернилами. Хранители кабинета рукописей Берлинской академии наук, не сомневаясь в достоверности своей покупки, расхваливали ее: «Прекрасный почерк носит все черты, характерные для очень давнего периода. Видно, что это фрагмент роскошной книги; употребление пурпурных чернил свидетельствует о том, что книга находилась в библиотеке богатого римлянина, может быть, в императорской библиотеке. Мы уверены, что наш фрагмент является частью книги, созданной в самом Риме». Однако через два года последовало скандальное разоблачение всех рукописей, представленных Шейнисом.

• Много фальсификаций известно и в истории естественных наук. В 1726 году в Вюрцбурге была опубликована книга, название которой, написанное по-латыни, мы не будем здесь воспроизводить, ибо оно занимает целых полторы страницы. В ней увлекательно и вполне «научно» рассказывалось об окаменевших цветах, лягушке, пауке, который окаменел вместе с пойманной им мухой, о табличках с еврейскими письменами и о других замечательных находках. Эта книга содержала двести удивительных изображений окаменевших насекомых и мелких животных. Ее автор, Берингер, профессор и доктор философии, медицины и пр., снабдил ее обширным ученым трактатом о пользе изучения окаменелостей. Сразу после выхода в свет этого увлекательного труда появились слухи, что, во-первых, эти «окаменелости» являются изделиями из глины, а во-вторых, были подкинуты в раскопки, возглавляемые этим профессором, его собственными студентами-шутниками. Профессор, обрушивший с высоты своего авторитета громы и молнии на головы скептиков, очень убедительно доказывал, что все находки являются подлинными окаменелостями. Однако «клеветники» собрали студентов, и те в присутствии уважаемой публики продемонстрировали процесс изготовления этих окаменелостей. Берингер потратил все свое состояние, чтобы скупить экземпляры своей книги, но это ему не удалось. Через 40 лет, уже после его смерти, франкфуртский издатель Гёбгард в 1767 году переиздал этот толстый труд, как курьез.

Создавали не только отдельные произведения – выдумывали и несуществующих авторов:

• Английского поэта Томаса Чаттертона вполне можно назвать гениальным. Еще до появления на свет осенью 1752 года он стал сиротой – отец, церковный пономарь, умер до его рождения. Чаттертон учился в приютской школе городка Колстон и больше всего на свете увлекался старинными книгами. Обладая буйным воображением и поэтическим талантом, он очень рано начал писать стихи. Поэтому не стоит удивляться, что именно Чаттертон послал в бристольский журнал выдуманное описание открытия в XIII веке старого моста. Материал привлек внимание У. Баррета, местного любителя древностей. И юное дарование немедленно воспользовалось открывшейся перспективой.

Чаттертон тотчас предложил Баррету несколько якобы им обнаруженных литературных текстов, относящихся к XV веку. Он выдавал их за сочинения бристольского монаха Томаса Роули. Юноша весьма убедительно сфабриковал рукописи, воспользовавшись подлинным пергаментом соответствующего периода. Для создания шедевров не существовавшего никогда Томаса Роули он воспользовался староанглийским языком, старательно выписывая слова почерком, отвечавшим канонам того же века. Среди его «находок» были даже фрагменты поэмы «Битва при Гастингсе», которые якобы Роули перевел с древнего англосаксонского подлинника.

Баррет проглотил наживку и остался чрезвычайно доволен. Возможно, мистификация продержалась бы дольше, если бы вдохновленный успехом Чаттертон не отправил две «работы» Томаса Роули богачу Хорэсу Уолполу, известному меценату, любителю старины, автору известного готического романа «Замок Отранто». На первый взгляд, он поступил правильно – «трактат» Роули «Возникновение живописи в Англии» должен был прийтись по душе Уолполу, так как подтверждал предположение последнего, что станковая живопись была изобретена неизвестным английским художником. Так и случилось. Но вскоре в дело вмешались друзья Уолпола, заподозрившие, что дело нечисто.

Мистификатор был разоблачен. Всем стало известно, что не существовало никакого средневекового монаха Томаса Роули, а все его великолепное «творчество» – плод выдумки Чаттертона, который под своим именем выпустил в свет одну только «Элегию» памяти Бекфорда.

После разоблачения Четтертон пытался прожить литературным трудом, но ему это не удалось, и незадолго до того, как ему исполнилось восемнадцать лет, он покончил с собой.

По мнению таких великих поэтов, как Китс, Водсворт, Колридж, Чаттертон был «чудо-отрок», чье дарование не уступало дарованию великого шотландца Бёрнса. Многие обвиняли Уолпола, что он не поддержал гениального юношу, и разоблачение мистификации привело к трагическому концу. Позже появилось много произведений европейских авторов, посвященных судьбе удивительного юноши, которого ученые причисляют к гениальнейшим поэтам Великобритании, – в частности, драма А. де Виньи «Чаттертон».

• Гораздо менее трагичной сложилась история самой долгоживущей и в то же время самой откровенной литературной мистификации в истории русской литературы – «автора» басен «Звезда и брюхо», «Незабудки и запятки», проекта «О введении единомыслия в России», «плодовитого поэта, писателя и драматурга» Козьмы Пруткова. Это явление уникально прежде всего тем, что нескрываемая выдумка тем не менее стала классикой. Плод воображения Алексея Константиновича Толстого и его кузенов братьев Жемчужниковых – Александра, Алексея и Владимира – стал единственным в своем роде, «издавшим» собрание сочинений и имевшим вполне внятную биографию – «родился 11 апреля 1803 года, скончался 13 января 1863 г., имел деда, отца, детей (и все они, конечно, были борзописцы), провел всю свою жизнь, кроме годов детства и раннего отрочества, в государственной службе: сначала по военному ведомству, а потом по гражданскому…» И так далее во всех подробностях с большой серьезностью. Существовал даже графический портрет Козьмы Пруткова. Мистификация Толстого и его братьев, конечно, была тайной Полишинеля, никто в литературном мире не верил в действительное существования этакого литературного эпигона с его сверхъестественно большим самомнением. А некоторые приближенные к кругу Толстого даже точно знали, кто именно дал «жизнь» писателю-многостаночнику. Впрочем, мистификаторы особо и не зарывались, на устои общества сильно не покушались, а развлечь умели, и так хорошо, что до сих пор развлекают.