Андрей Хорошевский - Тайны советской империи

Примерно в том же духе об отношениях Брежнева и Машерова вспоминал и Вячеслав Кебич: «Всенародная популярность Петра Мироновича раздражала генсека. А независимость, принципиальность белорусского руководителя положила начало откровенной вражде. Очевидцы рассказывали, что в один из самых неурожайных годов, когда в России остро ощущалась нехватка мясных продуктов, Брежнев позвонил Машерову:

– Петр Миронович, ты же знаешь, какое в стране сложное положение с мясом. Пустили в ход даже большую часть стратегических запасов. А белорусы жируют! Мне докладывали, что москвичи уже ездят к тебе за колбасой. Так не должно быть! Оставь в республике среднестатистическую, рассчитанную по всему Союзу, норму, а излишки отправь в Москву и Ленинград. И сделай это незамедлительно!

Машеров ответил спокойно и твердо:

– Леонид Ильич, в Белоруссии нет излишков мясных продуктов. И население не жирует, а снабжается в соответствии с научно обоснованными нормами. Люди имеют на это право. Даже в трудных погодных условиях, на землях, которые, как вы знаете, не отличаются природным плодородием, вырастили неплохой урожай. Вводить продразверстку по примеру 1920-х годов считаю преступлением по отношению к белорусскому народу и никогда не пойду на это. Утвержденные для республики поставки в общесоюзный фонд мы перевыполнили.

После этого эпизода Брежнев невзлюбил Машерова и обращался к нему всегда только через Киселева».

Действительно, фактов, говорящих о том, что Леонид Ильич стал недолюбливать Петра Мироновича, причем явно, едва ли не специально демонстрируя это, хватает. Рассказывают, что в 1978 году, вручая Машерову Звезду Героя Социалистического Труда, Брежнев в своей речи, помимо стандартных фраз и пожеланий «долгих лет жизни и дальнейшей активной работы на благо Родины», сказал: «Вы сложились как местный деятель». Намек понятный и можно даже сказать грубый: мол, Минск для тебя – вершина карьеры, а Москва – закрыта. За год до этого такую же звезду вручали узбекскому «царю» Шарафу Рашидову. Все было обставлено в «лучших» традициях – с большой помпой, через неделю после указа в Кремле было проведено торжественное собрание, присутствовали все члены политбюро, церемонию вручения показали по телевидению и описали в газетах. Совсем иной ситуация была с Машеровым. Он свою Звезду Героя получил через полгода после опубликования указа. Никакой особой торжественности не было и в помине. Брежнев полгода не находил возможности приехать в Минск, когда же наконец приехал, то вручил награду Машерову в зале приемов ЦК Компартии БССР. И никаких особых торжеств.

По похожему сценарию развивалась и история с награждением Минска Золотой Звездой и присвоением ему звания города-героя. Указ был опубликован в 1974 году, а вручение состоялось только… в 1978-м (тогда же, когда Машерову вручили его Звезду Героя Соцтруда). То посещение Брежневым Минска вызвало новую волну разговоров о нелюбви генсеком Машерова.

Во время церемонии вручения наград после торжественных речей в гробовой тишине Брежнев начал прикреплять награду и тут же пошутил: «Была одна звезда, а стало две» (имея в виду звание Героя Советского Союза). После «бурных продолжительных аплодисментов» последовали обязательные «брежневские поцелуи», а затем «трафаретная» ответная речь Машерова (выше мы ее уже цитировали). Завершал ее Петр Миронович словами: «Я клянусь вам, дорогой Леонид Ильич…», однако был прерван Брежневым: «Не клянись. Там посмотрим».

После торжественного митинга, согласно канонам любого «советского мероприятия», были назначены большой правительственный концерт и банкет. Концерт проходил в минском Национальном театре оперы и балета. Буквально на первых же минутах концерта Брежнев уснул. Просыпался он только тогда, когда на сцене были народные танцы – об этом его пристрастии знали все руководители союзных республик, и поэтому выступления танцевальных коллективов обязательно включались в программу подобных мероприятий. Когда же где-то в середине концерта на сцене появился квартет скрипачей, генсек встал и громко заявил: «Я хочу домой!» Машеров что-то шептал ему на ухо, но генсек был непреклонен.

«Программу» пребывания генсека в Минске завершал банкет, проходивший в ресторане гостиницы «Юбилейная». Высокого гостя из Москвы пришлось ждать больше часа. Когда Брежнев все же появился в банкетном зале, от него ожидали полагающейся в таких случаях речи, однако он сказал только: «Ну что, товарищи, врежем?» Правда, «врезать» сам Брежнев не стал, ничего не пил и мало ел. Вскоре он поднялся, попрощался с Машеровым, поцеловавшись с ним всего один раз (в те времена поцелуи от генсека считали наравне с орденами и медалями), и удалился. За ним потянулась и вся его московская свита.

В общем, весь визит генсека получился каким-то скомканным и, как казалось, явно свидетельствовал об очень прохладном отношении Брежнева к Машерову. Учитывая это и другие факты, получается, что Леонида Брежнева можно смело записывать в главные подозреваемые в организацию заговора с целью убийства первого секретаря белорусской Компартии Петра Машерова? Но не будем спешить, скоропалительные и недостаточно подтвержденные выводы и заключения – это удел тех, кто стремится подать читателю как можно более «жареный» факт, наша же задача в другом. Настолько ли однозначно плохими были отношения Брежнева и Машерова? Оказывается, в том, что Леонид Ильич и Петр Миронович находились в ссоре, уверены далеко не все свидетели тех событий. Очень интересны в этом смысле воспоминания уже упоминавшегося нами долго работавшего рядом с Машеровым полковника КГБ Валентина Сазонкина:

«Авторитет его, несомненно, высок. Само имя Машерова говорит о многом, но обожествлять его не следует. Человек он был земной со своими, как и у всех, сильными качествами и слабостями, достоинствами и недостатками. Но утверждать, что Машеров был оппозиционером, бунтарем, противником режима Брежнева, по меньшей мере несерьезно (курсив мой. – Авт .). Руководство партии и страны, в том числе и генсек, относились к нему с уважением. Скажите, какой оппозиционер удостаивался чести быть приглашенным на семейные торжества? А Машеров с супругой между тем бывали на семейных торжествах у Брежнева. Скажите, какого оппозиционера пригласил бы генсек на охоту в свою вотчину, в Завидово под Москвой? Петр Миронович же там охотился, и много раз. Более того, чтобы угодить гостю, генсек во время утиной охоты приглашал Машерова в свою лодку. Оказывались Петру Мироновичу со стороны Брежнева и другие знаки внимания: тот дарил ему, к примеру, добротные охотничьи доспехи. Я очень сомневаюсь, что Брежнев кого-то еще так ублажал на охоте, как Петра Мироновича».