Владимир Сядро - 50 знаменитых загадок истории XX века

После Февральской революции И. Бенкендорф уехал в Ендель. В 1919 году неподалеку от своего дома он был зверски убит. Гувернантке с детьми чудом удалось спастись и спрятаться в соседнем имении. Мария узнала об этом лишь через несколько лет. Сама она революционные годы провела в Петрограде в роли переводчицы при британской миссии, вместе с которой перебралась в ставшую столицей Москву. Она была личной помощницей британского консула Р. Б. Локкарта, с которым, как мы помним, познакомилась за границей и с которым ее связывал бурный роман. Позже Локкарт писал: «Чистокровная русская, она с высокомерным презрением смотрела на мелочи жизни и отличалась исключительным бесстрашием. Ее жизнеспособность невероятна и заражает всех, с кем она общается. Жизненная философия сделала ее хозяйкой своей собственной судьбы. Она была аристократкой. Она могла бы быть и коммунисткой. Она никогда не могла быть мещанкой. Я вижу в ней женщину большого очарования».

В России роман Закревской и Локкарта вспыхнул с новой силой. Совместная жизнь влюбленных продолжалась до тех пор, пока Локкарт, оказавшийся в самом эпицентре так называемого «заговора послов» против советской власти, не был арестован. Вслед за Локкартом на Лубянку была отправлена и Мура, обвиненная в «сожительстве с иностранным шпионом». То, что произошло в дальнейшем, казалось чудом: оба вскоре вышли на свободу. Ходили упорные слухи об особых отношениях Муры с латышским чекистом Я. Петерсом, соратником и заместителем Дзержинского. Сама Мария не раз намекала, что чудесное спасение было результатом таланта обольщения, сполна присущего ей. Как бы то ни было, «контрреволюционера» Локкарта выслали из страны, и Мура оказалась на улице — без жилья, без прописки, без продуктовых карточек. А на дворе шел зловещий для России 1919 год — год голодных смертей, сыпного тифа, лютых холодов и безраздельного царствования ВЧК.

Уехав в Питер, где к тому времени у нее не осталось ни одного родственника, Закревская нашла приют у старого генерала Мосолова, но кормить ее из своего скудного пайка он не мог. Кое-как ей удалось устроиться на работу в издательство «Всемирная литература», возглавляемое К. Чуковским. Чуковский души не чаял в Закревской — она навевала ему воспоминания о рано умершей дочери писателя, Муре, которой Чуковский посвятил большую часть своих детских сказок.

Однажды по его поручению Закревская отправилась к Максиму Горькому — принесла рукопись с редакторскими правками. Прямо в приемной она упала в голодный обморок (биографы говорят, что она его просто удачно инсценировала). Горький и его жена Мария Андреева принялись приводить молодую женщину в чувство. Они оставили ее у себя ночевать, а затем предложили ей пожить в большой писательской квартире. Мура умело подыгрывала царящей там атмосфере шуток и розыгрышей. К. Чуковский отметил в своем дневнике: «Марья Игнатьевна окончательно поселилась у Горького — они в страшной дружбе — у них установились игриво-полемические отношения — она шутя бьет его по рукам, он говорит: ай-ай-ай, она дерется! Ей отвели комнату, и она переехала туда вместе с портретами Бенкендорфов». Спустя всего лишь несколько месяцев после своего первого появления в горьковской квартире Закревская вытеснила Марию Андрееву из жизни писателя, став его гражданской женой. Для Горького Мура была не только подругой, но и секретарем, и литературным агентом. Он не знал толком ни одного языка, и Мура вела за него деловую переписку, она ездила по всей Европе, знала всех издателей и умела с ними договариваться о хороших гонорарах.

В 1920 году в доме Горького временно поселился приехавший в Россию Герберт Уэллс. Мура стала его переводчицей, подолгу водила по городу, сама готовила для него завтрак. Тогда она еще не знала, что 54-летний знаменитый фантаст, несмотря на заурядную внешность, был отчаянным донжуаном — помимо двух браков, за ним числилось множество романов, в том числе с известными писательницами Д. Ричардсон и Э. Ривз. Уэллс хвастался, что всегда мог отличить неординарных женщин. Мура была безусловно из их числа. Когда у Марии начался новый роман — с Уэллсом, Горький был в отчаянии. Он закатывал скандалы возлюбленной, в писательской среде над ним откровенно потешались.

В мае 1921-го Марии наконец-то удалось воссоединиться со своими детьми, жившими в Эстонии с 1917 года. Подросшие Павел и Татьяна с трудом признали в незнакомой женщине свою мать. Но ее больше волновало получение эстонского паспорта, дававшего право на въезд в Европу. Помог фиктивный брак с прибалтийским бароном Н. Будбергом — гулякой и картежником. По слухам, этот брак устроил сам Горький, уплативший за барона немалые карточные долги. В обмен на это Мария получила титул, став баронессой Закревской-Будберг-Бенкендорф. Получив эстонское гражданство, Мура отправилась вслед за Горьким в Германию, а потом в Италию. Позже она перевезла туда и детей, о которых писатель заботился больше, чем их родная мать.

В Италии Закревская находила возможность встречаться с Уэллсом. В конце концов Мария убедила Горького вернуться в Россию. Но сама осталась за рубежом, где, по слухам, выполняла поручения ВЧК и ГПУ (была ли М. Закревская шпионкой, достоверно неизвестно, ее контакты с ВЧК документально не доказаны).

За границей, уже не таясь, она жила с Уэллсом, который помог получить ей британское подданство. С 1931 года Закревская стала появляться на приемах как официальная спутница Г. Уэллса, которому тогда было уже 66 лет. О своей возлюбленной постаревший фантаст писал: «Мура — та женщина, которую я действительно люблю. Я люблю ее голос, само ее присутствие, ее силу и ее слабости… Я люблю ее больше всего на свете, и так будет до самой смерти. Нет мне спасения от ее улыбки и голоса, от вспышек благородства и чарующей нежности, как нет мне спасения от моего диабета и эмфиземы легких. Моя поджелудочная железа не такова, как ей положено быть. Вот и Мура тоже. И та и другая — мои неотъемлемые части, и с этим ничего не поделаешь».

Вернувшись в СССР в 1931 году, М. Горький оставил свой архив в Сорренто на попечение Муры — так было и надежнее, и выгоднее. Именно в обмен на эти документы, по слухам, советское правительство согласилось в 1936 году дать Закревской визу на въезд в СССР — проститься с умирающим писателем. Она доставила архив Горького в Москву в специальном вагоне. Позже она почему-то упорно отрицала факт этой поездки, хотя фотохроника запечатлела ее на похоронах, а в воспоминаниях помощника Горького А. Н. Тихонова рассказывалось, как Мура пять дней, не отлучаясь, дежурила у смертного одра писателя. Это породило множество слухов, в том числе и о причастии Муры к смерти Горького. Якобы, выполняя задание спецслужб, она отравила классика шоколадными конфетами. Поэтесса Л. Васильева, жившая в Лондоне, отважилась спросить Муру об этом, и та ответила в своей обычной иронической манере: «Да, я лично накормила его этими конфетами и наслаждалась его предсмертными муками».