Мария Згурская - 50 знаменитых загадок Средневековья

Можно было бы повторить все это в отношении и короля Жуана, и императора Карла. Закончим же рассуждения таким выводом: никто из европейских политиков, встречавшихся с Давидом Реубени, никто из еврейских раввинов того времени, никто из ученых и христианских богословов ни разу не высказал ни малейших сомнений в достоверности сведений, им сообщенных. Сомневались в целесообразности предлагаемого ими союза — да, подозревали в том, что политические соперники хотели воспользоваться им — тоже да, но не более. Это если говорить о королях и христианских священнослужителях. Что же касается раввинов, то между ними иногда возникали споры — считать ли Давида Реубени мессией или же избавителем.

Конечно, мы не должны забывать об известной доле наивности тогдашних европейцев, о наивности, связанной, в первую очередь, с неполными знаниями относительно далеких земель. Но, с другой стороны, это все-таки XVI век, эпоха, существенно расширившая границы мира. Так что одной лишь географической наивностью нельзя объяснить доверчивость людей, встречавшихся с посланцем короля Иосефа.

А что он сам думал о себе? До нынешних историков дошли записи Давида, сделанные им на древнееврейском языке во время пребывания в императорской тюрьме, своего рода дневник. Путевые записки Реубени сохранились в рукописи в Бодлеане. Отрывки из них были опубликованы Грецом в третьем издании его «Истории» (том 9). И вновь загадка. Невозможно представить себе, чтобы человек настолько стремился мистифицировать не только своих современников, но и отдаленных потомков. Но факт остается фактом: Реубени не оставил в своем дневнике ни единого слова, позволяющего считать его авантюристом и самозванцем. Профессор Шломо Этингер писал по поводу этого: «Со страниц дневника Давида Реубени предстает образ возвышенной романтичной личности, сурового и мужественного человека».

Вот и выходит, что как ни пытайся, а приходится признать следующее:

1. Ни один из современников не заподозрил Давида Реубени в том, что он самозванец, включая как евреев, так и христиан.

2. Ни один документ не позволяет установить, хотя бы приблизительно, откуда он родом — за исключением его собственных слов о еврейском царстве.

3. Ни один документ не позволяет установить, откуда он прибыл в Европу — за исключением, опять-таки, его собственных утверждений.

4. Наконец, ни один документ не позволяет даже приблизительно установить, куда и при каких обстоятельствах он исчез.

Какой же вывод можно сделать на основании этого? Только один…

Давид Реубени говорил правду?

Он действительно был посланником еврейского короля?

Такое утверждение может показаться парадоксальным, более того — абсурдным. Но как иначе объяснить утверждения, касающиеся искренности этого человека? Можно, конечно, предположить и определенное психическое заболевание на почве религиозно-мистической экзальтации. Действительно, при той напряженной атмосфере, которая существовала в начала XVI века в еврейских общинах Западной Европы, при тех внезапных взлетах мессианских чаяний, о которых повествуют средневековые хроники, вполне могло случиться и такое: впечатлительный человек с неустойчивой психикой, выросший в атмосфере постоянных мессианских настроений, переживший в детстве трагедию изгнания из Испании, а возможно, и гибели семьи, мог превратиться в галлюцинирующего параноика, искренне верящего в собственные видения и способного убедить в их правдивости окружающих. Иными словами, субъективно он говорил правду: он был уверен в своем происхождении и миссии. Он пришел из еврейского царства, находившегося невесть где. Объективно же это царство существовало лишь в его болезненной фантазии.

В сознании современного человека период «темного Средневековья» неразрывно связан с мрачными ведовскими процессами (процессами над ведьмами), аутодафе, жестокостями инквизиции. Сотни тысяч обвиненных в колдовстве или связи с дьяволом были тогда отправлены на пытку или костер. Средневековая охота на ведьм сегодня продолжает смущать умы ученых и тех, кто интересуется историей.

В чем причины столь безумной вспышки боязни нечистой силы и ведовства, охватившей Западную Европу в XV–XVII веках? Это остается неясным и сегодня.

Историческая наука практически всегда рассматривает средневековую охоту на ведьм как нечто вторичное, полностью зависящее от внешних обстоятельств: состояния общества, церкви. Прочие же науки о человеке и человеческом обществе (социология, медицина, эволюционная биология, психология и др.) пытаются если не объяснить феномен охоты на ведьм, то хотя бы выдвинуть гипотезы, опираясь на частные факты, на первый взгляд малозначительные и не удостоившиеся внимания других исследователей. Многое в таких версиях может показаться неожиданным, но они заслуживают внимания и дальнейшего изучения.

Так называемое «темное Средневековье», годы между закатом Западной Римской и Восточной Римской империй (примерно от 500 до 1500 года нашей эры), имеет в наши дни прискорбную репутацию. Именно этой эпохе приписывают самые дурные деяния человечества, в частности — массовое сожжение ведьм. Для большинства охота на ведьм — явление пусть и ужасающее, но вполне отвечающее общему строю суеверного, темного Средневековья. Такая точка зрения весьма популярна и сегодня.

А между тем ее легко опровергнуть с помощью хронологии. Большинство ведьм сгорело на кострах инквизиции отнюдь не в начальный период Средних веков. Эта практика появилась у отцов церкви в годы позднего Средневековья (так называемая Вторая Инквизиция) и Ренессанса, века Просвещения, и не без активной поддержки известных деятелей этой просвещенной эпохи. Вероятность попасть на костер в качестве ведьмы была во времена Лютера, Галилея и Гутенберга значительно большей, чем ранее. Гонения на колдуний набирало силу в Европе параллельно с развитием гуманизма и научного мировоззрения. Огонь и раньше был средством борьбы с еретиками, но именно процессы против ведьм привели к коллективному помешательству, которого человечество ранее не знало.

Печально известная охота на ведьм длилась несколько столетий и унесла жизни, по разным оценкам, от 60 до 100 тысяч человек. Первые процессы начались примерно с начала XV века. Лишь в 1419 году в швейцарском городе Люцерне впервые было брошено слово «колдовство» и церковники стали вплотную заниматься этой темой. Правда, в XV веке колесо только раскручивалось и казни были относительно редкими. «Большая охота» началась в середине

XVI века и продолжалась примерно 200 лет — на этот период приходится около 100 тысяч процессов и около 50 тысяч жертв. Своего апогея эта истерия достигла в немецких княжествах, Швейцарии, Франции и Шотландии, в меньшей степени затронув Англию, Италию и Испанию, и почти не коснулась Восточной Европы и России. Лишь несколько процессов было в Америке, самый известный пример — Салемские события 1692–1693 годов.