Вадим Деружинский - Тайны Беларуской Истории.

Сама по себе Брестская крепость не стала «орешком» для агрессора: «орешком» были ее защитники. То есть не надо путать защитников и саму крепость. Но главный миф я вижу в большом преувеличении значения обороны крепости. Да, ее защитники сопротивлялись довольно долго. Однако какой толк от этого сопротивления,

если на шестой день войны немцы уже заняли Минск? Если бы их действия не позволили врагу захватить Минск или Могилев — это можно было бы считать стратегическим успехом. Но даже местного успеха они не добились, ибо сам Брест немцы заняли в первый же день без каких-либо помех.

Окруженные в крепости остатки двух разбитых дивизий сковали многочисленные силы противника? И это неправда. Крепость штурмовала всего одна немецкая дивизия — 45-я пехотная при поддержке корпусной артиллерии и одной эскадрильи фронтовых бомбардировщиков. Собственно оборона крепости заняла 9 суток, с 22 по 30 июня. Отдельные группы красноармейцев скрывались в подземных сооружениях до 20—23 июля.

Присвоенное в 1965 году звание «крепость-герой» я считаю неверным по существу. Награждать надо не стены, а воинов, в них воевавших. Атак получается, что «героическими» названы кирпичи, но не люди. Будто бы крепость сама себя защищала, без солдат.

Подведу итог: настоящий Брест весьма отличается от того фантастического Бреста, мифы о котором сформировала советская пропаганда. Кому-то, возможно, милее жить с этими мифами, но Брест существует объективно вне мифов — таким, каким он есть на самом деле. И он, реальный — совершенно иной город, чем тот «виртуальный», каким его привыкли видеть в СССР.

В недавнем прошлом просоветски настроенное большинство населения Беларуси негативно воспринимало беларуские национальным реалии, повторяя вслед за нашими «заклятыми друзьями» с Востока, что это — «символы сепаратистов». Однако независимая республика Беларусь существует уже 18 лет. Давно пора забыть о каком-то «сепаратизме». Более того, суверенное государство не может бесконечно использовать русско-советские термины и символы, оно обязано быть национальным во всем.

В начале 1990-х годов беларуская интеллигенция вела борьбу за возвращение Минску названия Менск. Но надо ли нам переименовывать столицу, и вообще — в чем суть вопроса?

Издательство «Беларусь» в 1994 году издало справочник «Весь Минск», где эту тему кратко, но емко рассмотрел Владимир Денисов в материале «Почему Менск стал Минском». Приведу его полностью (в моем переводе с беларуского):

«Большинство современных исследователей считают, что древнее название города — Менск связано с названием реки Менки, упомянутой впервые в «Повести временных лет» под 1067 годом. В актовых материалах Великого княжества Литовского, что писались на беларуском языке, слово «Менск» существовало до XVII века. Позже, во второй половине XVII века, когда делопроизводство было переведено на польский язык, оно постепенно исчезает из документальных записей и начинает приживаться его польская транскрипция — «Миньск». А чтобы не путать город с Миньском Мазовецким, иногда писали название Миньск Литовский. Когда территория Беларуси в конце XVIII века вошла в состав Российской империи, царские чиновники чисто механически переписали название «польского» города «Минскь» на карты России того времени, но древнее название «Менск» осталось в памяти народа до XX века.

В официальных документах Советской власти это название города впервые было использовано 1 января 1919 года в «Манифесте временного рабоче-крестьянского правительства Белоруссии». И после этого в беларускоязычной печати, независимо от кириллического письма или латиницы, стало главенствовать возрожденное название Менск. Юридически оно было закреплено в Конституции 1927 года. Новая Конституция БССР 1938 года повторила это название столицы. Интересно, что в 39-м томе «Большой Советской Энциклопедии» 1938 года издания статья, посвященная столице БССР, начинается такими словами: «Минск (по-белорусски Менск… )».

В середине 1939 года название Менск исчезает со страниц газет, справочников, с беларуских карт и других печатных изданий. Почему? Однозначного ответа на этот вопрос пока нет. Решение о смене названия столицы республики приняла 2-я сессия Верховного Совета БССР, которая проходила 25—29 июля 1939 года. В печати о переименовании были помещены только несколько сухих строк. Более 50 лет прошло после той сессии Верховного Совета, и реабилитация древнего названия «Менск» стала бы действительно демократическим явлением в жизни общества, ибо это наша история, память народа, торжество справедливости, а значит, и жизни на нашей земле».

Выскажу свои комментарии.

Во-первых, мы видим, что название «Менск», которое негативно воспринимают ориентированные на Россию «товарищи», не имеет «антироссийской направленности». Менск был переименован в Минск вовсе не царской Россией, а еще Польшей в период Речи Посполитой, поэтому возвращение к Менску скорее можно назвать «антипольским актом».

Другое дело, что сталинисты в 1939 году запретили название Менск в рамках общей программы уничтожения всех национальных беларуских элементов культуры и насаждения русских имперских. Мол, раз в русском языке есть название «Минск», то пусть и в беларуском так будет.

Во-вторых, почему речь идет только об одном Минске? Да, как столица БССР он существовал до 1939 года под названием Менск — что является весомым аргументом. Но ведь царские чиновники после 1795 года существенно исказили названия вообще всех наших городов. Например, Брест в старину назывался Берестье, Витебск — Вицепск, и т. д. Нормы российского языка требовали своего варианта передачи наших топонимов.

Если подходить к этому вопросу системно и научно, то целью должно являться возвращение исконных названий всем нашим топонимам, искаженным польским и русским языками — и навязанным нам. В том числе всем городам страны.

Кроме того, название Менск тоже не совсем точное. Европейские карты периода ВКЛ в составе Речи Посполитой обозначают город как Minsko или Mensko. Куда же потом делась последняя гласная? В летописях фигурируют не Менск — а Менеск, не Витебск — а Витпеск, не Полоцк — а Полотеск, не Новогрудок — а Новогородок, не Гомель — а Гомий и т. д. Надо ли нам сегодня возвращаться к этим названиям, естественным для языка наших предков, но уже необычным сегодня?

После развала СССР многие республики поменяли названия своих столиц, приведя их в соответствие с нормами своих национальных языков. Но вот правило: всегда в основе таких изменений лежало желание масс. В нашем же случае, как мне кажется, минчане не высказывают особого желания из мИнчан превратиться в мЕнчан. Тем более что мало кто из жителей города вообще понимает какую-то разницу между двумя вариантами одного и того же топонима.