Мамед Ордубади - Тавриз туманный

В результате беспрестанного нажима русских и англичан иранское правительство решило отказаться от нейтралитета и объявить войну Турции и Германии. Однако в компенсацию за это оно потребовало так много, что министр иностранных дел России Сазонов посоветовал шаху воздержаться от присоединения к союзникам.

В конце 1916 года Ахмед-шах Каджар объявил о своем отречении от престола. Сделано это было с согласия английского и русского правительств, которые материальное обеспечение его приняли на себя. Однако англичане были категорически против возвращения на престол Мохаммед-Али-шаха, придерживавшегося русской ориентации. В связи с этим Сазонов в письме Эттеру еще раз предложил назначить в Тегеран военного генерал-губернатора.

В это время Ферманферма составил план протектората России над Ираном и представил его русскому послу в Тегеране. Это было формальным юридическим закреплением той политики, которую царский империализм проводил здесь давно. За известную сумму, полученную от русского посла в Тегеране, шах согласился на увеличение казачьей бригады. Россия получила конвенцию на эксплуатацию шоссейных и железных дорог, на разработку полезных ископаемых.

В Азербайджане дело обстояло примерно так же. Низамульмульк за ничтожную сумму продал русскому консулу всю власть. Все градоначальники были послушным орудием в руках царских чиновников, которым они продавали свою родину оптом и в розницу.

Народ жил в ужасающей нищете, не было конца произволу, эксплуатации и вымогательствам. Его притесняли, над ним издевались местные богачи и иноземные поработители. Страна изнывала под этим двойным гнетом.

Хотя царский консул и был негласным хозяином Азербайджана, он все же проявлял некоторую осторожность, так как очень боялся, что потерявший терпение народ восстанет. Не так обстояло дело в других районах Ирана, например, на юге. Там никто не считался с населением и не боялся его.

Наследный принц в последнее время ничем не интересовался, кроме подачек от царского консула и своей княжны.

В ожидании ответа от князя Осипова, мы делали приготовления к разоблачению Низамульмулька.

ВИЗИТ К МИСС ГАННЕ

После казни Рафи-заде я видел мисс Ганну всего один раз, на новогоднем банкете у консула. По-видимому, она сама не хотела встречаться со мной. Раньше, когда у меня не было времени навестить ее, она разыскивала меня, писала мне письма или справлялась о моем здоровье. Теперь же она ничего не предпринимала. Мне необходимо было повидаться с ней. Секретарь американского консульства Фриксон был болен. Я должен был узнать кое-что через мисс Ганну. Поэтому я решил поехать к ней, несмотря на свою чрезвычайную перегруженность. Сделать это надо было непременно сегодня и до одиннадцати часов вечера, так как на это время я был приглашен во дворец Шамсилимаре на банкет, устроенный в честь именин княжны Осиповой. Ехать туда, ничего не зная о политической обстановке в стране, было, по меньшей мере, неразумно и бесполезно.

Я знал, что мисс Ганна, как правило, всегда в четыре часа возвращается домой из консульства. Нужно было обязательно застать ее в это время. Поехать к ней в девять часов вечера, обычное время моих посещений, я не мог, до одиннадцати я ничего не успел бы выяснить, для этого надо было посидеть подольше.

Ровно в четыре я постучался к ней. Старая служанка, охая, переваливаясь с боку на бок, открыла мне дверь. Увидев меня, она очень обрадовалась.

- Барышня дома? - спросил я.

- Да, дома.

Мисс Ганна имела привычку, когда стучали в дверь, подходить к окну и смотреть, кто идет к ней. Поэтому, поднимаясь по лестнице, я не сводил глаз с ее окна, но там никого не было.

Я застал мисс Ганну в столовой, она накрывала на стол. На мое приветствие она ответила холодно и сухо, не так, как обычно. Я протянул ей руку, но она, не оборачиваясь, сказала:

- Простите, у меня грязные руки.

И в прошлом часто случалось, что она обижалась на меня, дулась, не хотела разговаривать. Но в таких случаях она нет-нет, да поглядывала украдкой на меня. Сегодня же она ни разу не посмотрела в мою сторону.

Я оказался в глупом положении, не знал, как подступиться к ней. Я видел, что она тоже нервничает, берет то одну тарелку, то другую, снова ставит на место, выходит без нужды в другую комнату и тут же возвращается обратно. Такой рассеянной я еще никогда не видел ее.

Я внимательно всматривался в ее лицо. Она выглядела усталой, утомленной. Видимо, сказывались бесконечные думы и переживания. Под ее глазами появились круги, щеки запали, глаза лихорадочно блестели. Она была угнетена в подавлена, очевидно, не только моей невнимательностью, но вообще тем, как нескладно сложилась ее жизнь. Она казалась разочарованной во всем и во всех.

Я молча сидел на тахте, задумавшись об истории нашего знакомства. Мне было совестно за себя. За эти семь лет я словно не замечал ее волнений, нечеловеческих переживаний, одиночества, печали и тоски. Я не мог простить себе, что исковеркал жизнь молодой неискушенной девушки. Мне было стыдно взглянуть на оскорбленную Ганну. Мое отношение к ней не имело никакого оправдания. Я обдумывал свое поведение, спрашивал себя: "Если бы я был судьей и эта девушка, молодые годы которой прошли в неопределенности, без всяких надежд на счастье, страдавшая от безразличия любимого, жаловалась мне на него, какое бы я вынес наказание этому бессердечному человеку?" Подумав немного, я ответил на свой вопрос: "Человека, годами мучившего молодую девушку, обманувшего ее лучшие чувства, не оправдавшего ее надежд, я считал бы преступником и приговорил бы к тяжелому наказанию". А кто мне судья? Моя совесть. Где бы я ни был, я всегда буду чувствовать ее укоры. Почему я сразу не сказал этой девушке из далекой Америки, что я связан с другой, люблю другую? Почему играл перед мисс Ганной глупую роль, почему в течение семи лет беспощадно ее обманывал? Почему я дал ей повод полюбить меня и поощрял ее чувство? Почему я был так жесток к ней? Что может оправдать меня? Я заставил ее служить интересам чужого ей народа? Из-за меня она стала шпионкой, она шла на все ради меня. А я, что дал я ей взамен? Зачем нужно было мне использовать ее? Разве без нее революционное движение не развивалось бы?

Я пошел по неправильному пути с первых же дней нашего знакомства. Только теперь я понял, что каждый мужчина, даже самый умный и честный, в обществе красивой молодой девушки, забывает обо всем, не отдает отчета в своих словах, не думает, какое они производят впечатление. А женщины еще провоцируют его на это, пуская в ход свой чары. Вот почему и те и другие так часто допускают неисправимые ошибки, дают себя обманывать и сами обманываются.