Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Открытое столкновение двух соперничающих направлений в руководстве произошло на июльском пленуме ЦК 1928 года и внешне окончилось боевой ничьей и формальным примирением. Рыков объявил: «Политический итог чрезвычайных мер таков, что партия должна предпринять все возможные меры к тому, чтобы их избегнуть». Сталин со своего места подтвердил: «Правильно» [887].

Вскоре после пленума Сталин на собрании актива ленинградской парторганизации произнес речь, в которой прозвучала отеческая забота об индивидуальном крестьянском хозяйстве. В свою очередь Рыков в выступлении в Москве повторил свои слова, произнесенные на пленуме [888], в которых признавал, что советская индустриализация не может не быть связана с перекачкой средств из крестьянского сектора в социалистический, что обуславливает невозможность эквивалентного обмена. Сложилась ситуация, аналогичная тем, по поводу которых Ленин в свое время якобы говорил: «Сталин заключит гнилой компромисс и обманет» [889].

Если Рыкову удалось на время задержать сталинский подход на крестьянское хозяйство, то, во всяком случае, Сталину удалось от- стоять план грандиозного развития новых совхозов. К этому времени на стороне Рыкова уже активно начал проявлять свои полемические способности Бухарин. В мае и июне он направил в ЦК две записки, в которых выражал несогласие с курсом на форсированную индустриализацию и коллективизацию сельского хозяйства.

В конце июня Политбюро слушало его развернутые тезисы соответствующего содержания, которые были отклонены. А на июльском пленуме он открыто заявил, что рост сельского хозяйства должен основываться на развитии крестьянского товарного — кулацкого хозяйства, задача состоит лишь в том, чтобы умело «снимать пенки с накоплений кулака и обращать их на дело социалистического строительства» [890]. Бухарин стал очень видным кадром в команде правой оппозиции, ее барабанщиком, трубачом тех идей, на которые его наводил более опытный и влиятельный Рыков, чья группировка продолжала занимать наступательные позиции. 24 июля Совнарком СССР принял постановление о программе расширения концессионной политики, в которой предусматривались большие льготы для иностранных концессионеров. Постановление частично было предано гласности лишь 15―16 сентября под скромным заголовком «Активизация концессионной политики СССР». В «Известиях» разместили подборку материалов с отзывами реальных концессионеров, где, например, известный предприниматель А. Хаммер высказывал удовлетворение тем, что в СССР полностью исключена возможность забастовок.

Усиление правой оппозиции летом 1928 года происходило на фоне драматических событий. Сельское хозяйство, промышленность, капитальное строительство и внешняя торговля, червонец и бюджет — все дрогнуло и заколебалось. Вся экономика, по свидетельству Рыкова, «стала дыбом». Ощетинилось крестьянство, в обеих столицах заволновались безработные, начались рабочие забастовки. В стенах Кремля замаячила тень Кронштадта.

Бухарин, как редактор «Правды», официального органа партии, пытался удержать равновесие. Его статья в номере от 30 сентября дышала официальным оптимизмом и заверяла читателя, что ее автору бывает «смешно» читать рассуждения «светил» эмигрантской и иностранной науки, которые тщатся доказать крах советского хозяйства и коммунизма. Однако безликий автор передовой, помещенной в том же номере «Правды», наоборот, следовал по стопам зарубежных «светил» и откровенно признавал, что истекший хозяйственный год — год серьезных диспропорций на рынке, затруднений в хозяйственном строительстве и бесспорного кризиса на чрезвычайно важном участке — в хлебозаготовках. Официоз хозяйственного руководства «Экономическая жизнь» шла еще дальше и признавала наличность глубоких противоречий в недрах коммунистического государства, противоречий, сводящихся к противостоянию групповых интересов и к возрождению классовой борьбы в обществе не только на хозяйственном, но и на идеологическом и политическом фронтах [891].

Несмотря на все, государственный бюджет на 1928/29 год поражал своим оптимизмом. Предположительная сумма капитальных вложений в промышленность и транспорт достигала двух миллиардов рублей. Теперь оставалось решить, где их взять. За прошедший год произошло сокращение посевных площадей на 3 % по сравнению с предыдущим. План заготовок хлеба выполнялся с огромным напряжением. Крестьянство отказывалось продавать хлеб государству, прятало или уничтожало запасы. Кроме этого, приближался срок первых платежей по германскому 300-миллионному кредиту. Шли лихорадочные поиски источников бюджета. По иронии судьбы социалистического строительства получилось так, что первая «пятилетка» была разработана Госпланом не по чугуну, цементу или какому иному глубокомысленному продукту, а в отношении выпуска алкогольной продукции, предусматривавшая увеличение душевого потребления «рыковки» на 100 %.

К осени 1928 года попытки решения вопросов ускоренной индустриализации в социально-экономических условиях нэпа привели к тому, что методов хозяйственного порядка, способных вывести страну из наступившего кризиса своими собственными средствами в рамках нэпа уже не существовало. Осенью крестьянство стало активно заниматься «самораскулачиванием» вплоть до порчи инвентаря. По материалам «Правды», в промышленности продолжалось падение производительности труда, начался заметный рост прогулов.

Имелась еще одна веская причина начинать революцию сверху — угроза утраты партийной организации. Меч Ордена ржавел в ножнах: кто спивался, кто «обрастает», а кто выступает за изменение политики. Часть партии никогда не вотировала за нэп, а просто все это время разлагалась без настоящего дела.

Описание стандартной ситуации содержит информация ЦК о состоянии ячеек РКП(б) по Уинскому району Нижегородской губернии за январь 1925 года. Секретарь райкома писал: организация состоит сплошь из служащих, как в таких случаях говорят — «непогребенный труп», пьянство, братание с кулаками. Ячейки прожили, «промотали» политический капитал, нажитый Октябрем. В годы, когда по выражению вождей, мы второй раз завоевывали массы, наши ячейки были не согласны с нэпом, хотя на деле они его проводили больше, чем следовало. Характерно, что по приблизительному подсчету из 250 членов РКП по району 80 % не согласны с нэпом и посейчас, а теперь это внутреннее несогласие пытается оформиться в политическую платформу. «Рыло» этой платформы, по выражению секретаря райкома, показалось как нельзя лучше во время перевыборов. Когда в 1918 году коммунисты помогали отбирать у кулаков и делить землю, ячейки росли не по дням, а по часам. Тогда ячейки насчитывали по 70–80 человек, а в первые годы нэпа в них осталось по 3–4 человека. Партийцы заигрывали с кулаками, характерными явлениями стали пьянство, дебоширство, моральное разложение. Они так и не приспособились к экономическим переменам. Из 250 коммунистов по району и 10 человек не восстановили свои хозяйства. «Большинство из них теперь по настоящему не согласны с нэпом» [892].