Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Но на этом проблема не исчерпывается. Троцкий постоянно твердил, что Сталин является «олицетворением бюрократии», и как всегда суживал проблему. Сталин, его китель и сапоги являлись олицетворением не только бюрократии, но всего послереволюционного общества. В своей оценке причин возвышения Сталина Троцкий постоянно делал акцент на объективных обстоятельствах: «Диалектика истории уже зацепила его и поднимет его». Его характеристика Сталина как олицетворения бюрократии и ее инструмента, как человека, обязанного своими политическими успехами собственной посредственности, была односторонней. Троцкому просто было не под силу признать, что Сталин переиграл его в политической борьбе. На самом деле в процессе возвышения Сталина не было ничего «автоматического». «Нужно быть политически и тактически одаренным человеком, чтобы так как он, найти верное течение в бурных водах большевистской политики» [574].

Кадровая, рутинная, но очень своевременная в плане государственного строительства работа стала главным оружием «чудесного грузина» в борьбе за личную власть. В 1937 году в узком кругу своих приближенных Сталин сказал следующее. «Известно, что Троцкий после Ленина был самый популярный в нашей стране. Популярны были Бухарин, Зиновьев, Рыков, Томский. Нас мало знали, меня, Молотова, Ворошилова, Калинина. Тогда мы были практиками во времена Ленина, его сотрудниками. Но нас поддерживали средние кадры, разъясняли наши позиции массам. А Троцкий не обращал на эти кадры никакого внимания. Главное в этих средних кадрах. Генералы ничего не могут сделать без хорошего офицерства». «Так, не мудрствуя лукаво, в редкую минуту откровения вождь рассказал о том, какую роль сыграл аппарат в его восхождении. Вот здесь его смело можно назвать не только великим практиком» [575].

Впрочем, Сталин был не совсем прав в том, что до него никто не обращал внимания на среднее партийное руководящее звено. Союз Троцкого и Секретариата ЦК в 1920 году и поддержка их платформы в дискуссии о профсоюзах со стороны среднего руководящего звена являлись продуктом интереса Троцкого именно к этой части советско-партийной иерархии. Однако Троцкий с его специфическими публичными талантами и громадными амбициями оказался не столь способным и терпеливым епископом, как того требовала капризная бюрократическая паства.

Диктатура рождается не из замыслов диктатора, а из поддержки масс, которые несут лидера к диктатуре. При всей своей власти над аппаратом в 1920-х годах диктатором над страной Сталин еще не стал, широкие массы его не знали. Несколько лет после смерти Ленина в западных справочниках «Who is who» из галереи всей советской элиты помещали изображения единственно Троцкого, уже утратившего свое реальное значение. Со Сталиным политические круги Европы еще не были знакомы и не понимали его роли в системе коммунистической власти.

Государственный централизм, а соответственно и корпоративный интерес новой государственной бюрократии превратились в доминирующие факторы буквально с первых лет и даже месяцев существования советского общества. Здесь не было тайных козней революционных заговорщиков, в этом проявлялось естественное для любой социальной группы стремление к упрочению своего статуса, тем более опиравшееся на объективную общественную потребность в усилении роли государства. Нетрудно заметить, что всеобъемлющие кризисы 1917, 1921 и 1923 годов в конечном счете разрешались централизованным путем, методами государственного регулирования и принуждения. Государство смягчало и снимало противоречия между основополагающими частями общества, между городом и деревней, концентрировало ресурсы, и в этом заключалась его огромная историческая роль. Эта роль стала объективной причиной укрепления самого государственного аппарата в послереволюционном обществе и его последовательного возвышения до седьмых небес государственного абсолютизма. Из каждого кризиса, сколь бы тот ни был тяжелым и болезненным, госаппарат и его основа — аппарат партийный, выходили окрепшими и еще более уверенными в собственных силах и начертаниях. Сам Троцкий признавал, что именно обострения противоречий нэпа позволили бюрократии возвыситься над обществом [576].

Рост государственного сектора в экономике, развитие политической системы государственного абсолютизма порождали трудности и закладывались в основу социальных кризисов 1921, 1923 годов и далее, но вместе с тем они же создавали необходимые предпосылки для их преодоления. Первый собственно внутринэповский кризис 1923-го года явился сигналом того, что система нэпа завершила свое становление, ее главные противоречия сформировались и противоположности пришли в активное соприкосновение. Глубоко символичным оказалось то обстоятельство, что оживление экономики и выход из кризиса пришлись на начало 1924 года и совпали со смертью Ленина. С этого рубежа открывался новый этап государственного прагматизма в политике, оставивший позади эпоху диктата революционного идеализма.

В первой половине 1923 года все политические массовые кампании: 25-летний юбилей РКП(б), 1 мая, демонстрации против ультиматума Керзона и по поводу убийства Воровского — повсеместно за редкими исключениями проходили с большим подъемом рабочих и крестьянских масс, даже в тех случаях, когда их материальное положение не внушало оптимизма. Враждебное настроение к Советской власти и компартии выявилось среди рабочих и крестьян в Смоленской губернии перед XII съездом партии. Органами была установлена связь бастующих фабричных в Ярцеве с ненадежными рабочими Прохоровской мануфактуры в Москве, среди забастовщиков отмечалась активизация меньшевиков, эсеров и представителей группы «Рабочая правда».

Информационный аппарат партии накануне осени 1923 года печально констатировал ухудшение общего политического положения в СССР [577]. Ухудшение нарастало постепенно, под влиянием затяжного неблагополучного экономического развития страны, которое с небольшими перерывами длилось с лета 1922 года и особенно заметно обострилось в промышленных районах с мая-июня 1923 года. Изменения в политическом настроении трудящихся масс к осени 1923 года характеризовались признаками колеблющейся неустойчивости и неопределенности, которые временами и местами переходили от подавленной пассивности и тревоги к широкому недовольству и волнениям. Настроение рабочих масс промышленных центров со второй половины года прошло через все стадии и формы недовольства: от скрытой подавленности и тревоги, через раздраженный ропот и подачу письменных заявлений-петиций с угрозами приостановки работы, через устройство стихийных собраний с выражением недоверия и срывом официальных докладов — до стачек, принимавших характер широкого массового и упорного движения в пределах крупных промышленных районов.