Владислав Карнацевич - Средневековье

Что же касается признаний, то критики вспоминают, что во многих подобных случаях самозванцев встречали с распростертыми объятиями. Так было со лжеуорвиками, лжедмитриями, лжелюдовиками XVII. «Суеверный народ, – утверждает Морис Гарсон, – не желает верить в смерть своих героев и зачастую начинает слагать о них легенды прямо в день их смерти». О братьях же Жанны писал Анатоль Франс: «Они верили в это, потому что им очень хотелось, чтобы это было именно так». Отношение братьев дю Ли к неизвестной помогает понять один факт. Спустя шестнадцать лет, в 1452 году, объявилась еще одна самозванка, называвшая себя Жанной д’Арк. Ее признали двое двоюродных братьев настоящей Жанны. Кюре, призванный быть свидетелем по этому разбирательству, заявлял, что оба брата были необычайно сговорчивы, тем более что за это, когда девица гостила у них, «их кормили и поили всласть совершенно даром».

То, что во время визита графини Армуазской мать Жанны д’Арк проживала в Орлеане, можно только предполагать. Первое дошедшее до нас упоминание о жизни Изабеллы Роме в Орлеане относится к 7 мая 1440 года – то есть спустя год после визита графини Армуазской.

Объяснить ослепление жителей Орлеана тоже можно – на примере другого массового психоза, имевшего место примерно в то же самое время. В 1423 году в Генте объявилась какая-то женщина в сопровождении «целой армии поклонников», и никто так никогда и не узнал, кто же она была на самом деле: то ли расстриженная монахиня из Кельна, то ли знатная дама при австрийском дворе. Во всяком случае она называла себя Маргаритой Бургундской, сестрой Филиппа Доброго, вдовой Людовика, герцога Гийеннского, сына Карла VI. Самозванку не только никто не попытался изобличить, но в течение нескольких недель «ей вместе с ее свитой оказывались высочайшие почести, как настоящей принцессе, и при этом ее личность ни у кого не вызывала ни тени сомнения».

Доверяют скептики и признаниям, сделанным Дамой де Армуаз, когда ее арестовали в Париже. Из сообщений такого документа, как «Парижский обыватель», известно, что в августе 1440 года эта женщина в присутствии судебных властей громко и четко призналась, что выдавала себя за Жанну д’Арк, что она не Дева, что она обманным путем вышла замуж за благородного рыцаря, родила ему двоих сыновей и что теперь глубоко раскаивается в содеянном и молит о прощении. Затем самозванка рассказала, как она убила свою мать, подняла руку на родного отца и потом отправилась в Рим вымаливать прощение у папы; для удобства она переоделась мужчиной, а по прибытии в Италию участвовала, как заправский воин, в ратных делах. Вернувшись в Париж, она не пожелала расстаться с доспехами и, поступив в какой-то гарнизон, вновь занялась ратными делами.

Историк Лepya де Ламарш обнаружил в Национальном архиве документ, который свидетельствует, что в 1457 году король Рене вручил письменное помилование некой авантюристке, задержанной в Сомюре за мошенничество. Речь идет о какой-то «женщине из Сермеза», и в упомянутом документе сказано, что «она долгое время выдавала себя за Деву Жанну, вводя в заблуждение многих из тех, кто некогда видел Деву, освободившую Орлеан от извечных врагов королевства».

Лже-Жанны появлялись и до Дамы де Армуаз, и после. Одна, как уже было сказано, в 1452 году в Анжу, признанная двумя кузенами Орлеанской девы, другая – несколькими годами позже. Это была некая Фрерон из городка поблизости от Мана. Обеих быстро разоблачили. По всей видимости, одна из самозванок выдавала себя и за Жанну де Армуаз.

Мы, наверное, никогда не узнаем, сожгли ли Девственницу на костре в Руане, или то была какая-то уж точно ни в чем не повинная женщина. Что же касается происхождения, то, конечно, не стоит думать, что сторонникам традиционной версии нечего ответить своим оппонентам. И возраст Жанна д’Арк называла на самом деле разный и, судя по всему, как и многие крестьяне того времени, просто его не знала. И сама по себе сложнейшая операция по перевозке очередного незаконнорожденного ребенка подальше от Парижа в места, граничащие с враждебными Людовику Орлеанскому бургундцами, кажется нелепой. Это все для того, чтобы Дева пришла именно «из Лотарингии»? Таких легенд много, половину из них пускают в народ сами провластные идеологи. Владение копьем и мечом? Утка хронистов плюс возможность обучиться этому искусству у местных ополченцев в неспокойном Домреми. Манеры? Еще одна утка. Узнавание Карла в Шиноне? Возможно, Жанне просто описали короля до этого. Да, не исключено, что Иоланта Арагонская ухватилась за идею встряхнуть французское войско таким необычным способом. В то время религиозное воодушевление имело огромное значение, люди хотели верить и верили в чудеса. Узнав о необычайной харизме лотарингской прорицательницы, например от Робера де Бодрикура, видевшего, какое влияние оказывает «одержимая» на население Вокулёра и окрестностей, теща дофина могла решиться на такой смелый шаг, дав Жанне беспрецедентные полномочия, но все же окружив ее самыми способными военачальниками и контролируя каждый ее поступок. Почести, оказываемые Жанне? Но речь ведь шла не об обычной крестьянке, а о полусвятой, к которой благоволит королевская семья. Вспомним, как много позволяли представители самых древних родов, самых славных фамилий шутам, любовникам, парикмахерам, личным врачам самодержцев.

Существует гипотеза, что возвышению Жанны способствовал и так называемый Третий францисканский орден. Эта влиятельная организация плела интриги и установила связи со многими сильными мира сего. Во времена Жанны францисканцы во Франции стремились представить себя покровителями «простых людей». Закулисному влиянию ордена приписываются и поступки военачальников, и многие повороты английской политики.

Снятие осады Орлеана оказалось переломным моментом в ходе всей Столетней войны. Жанна д’Арк не увидела конец английского владычества своими глазами, но, несомненно, приблизила его.

Стремясь восстановить моральный паритет, кардинал Винчестерский собственноручно короновал своего племянника двойной короной Англии и Франции в Париже в декабре 1431 года. Но мало кто воспринял эту церемонию всерьез. Даже герцог Бургундский отклонил предложение присутствовать на коронации Генриха VI, ограничившись сдержанным и официальным поздравлением, переданным через послов. В самой державе Филиппа Доброго было неспокойно. Города Фландрии и Бургундии отказывались оплачивать военные мероприятия герцога. Льеж восстал. Другие города были готовы последовать его примеру. В начале 1430-х годов резко ухудшились внешнеполитические позиции герцогства: Карл VII заключил союз с германским императором Сигизмундом, который был встревожен распространением бургундского влияния на нижненемецкие земли. Все это заставило герцога Бургундского сменить лагерь. 21 сентября 1435 года Филипп Добрый подписал в Аррасе мирный договор с представителями Карла VII. Бургундия выходила из войны и обещала Франции дружественный нейтралитет. Филипп удерживал за собой Пикардию и Артуа, Карл уступал ему графства Маконэ и Оксеруа, а также несколько городов в Шампани. Мир с Бургундией развязал Франции руки для борьбы с главным противником.