Мария Згурская - Дворцовые перевороты

Вообще, Павел – первый император, смягчивший в своей политике линию Петра I на ущемление прав церкви во имя государственных интересов. Он прежде всего стремился к тому, чтобы священство имело более «соответственные важности сана своего образ и состояние». Так, когда Святейший Синод сделал представление об избавлении священников и диаконов от телесных наказаний, император утвердил его (оно не успело вступить в законную силу до 1801 года), продолжая придерживаться практики восстановления подобных наказаний для дворян-офицеров.

Разумеется, рядом с серьезными нововведениями можно заметить и громадное количество подробно расписанных мелочей: запрещение некоторых видов и фасонов одежды, указания, когда горожане должны вставать и ложиться спать, как надо ездить и ходить по улицам, в какой цвет красить дома… И за нарушения всего этого – штрафы, аресты, увольнения. Опасаясь распространения в России идей Французской революции, Павел I запретил выезд молодых людей за границу на учебу, был полностью запрещен импорт книг, вплоть до нот, закрыты частные типографии. С одной стороны, в этом сказались роковые уроки Теплова: император не умел отделить мелких дел от крупных. С другой – то, что кажется нам мелочами (фасон шляп), в конце XVIII века имело важную символическую нагрузку и демонстрировало окружающим приверженность к той или иной идеологической партии. В конце концов, «санкюлоты» и «фригийские колпаки» родились отнюдь не в России и придумали их не при Павле.

Пожалуй, главная отрицательная черта Павловского правления – неумение доверять людям, подбирать друзей и соратников и расставлять кадры. Все окружающие – от наследника престола Александра до последнего петербургского поручика – были под подозрением. Император менял высших сановников так часто, что они не успевали войти в курс дела. За малейшую провинность могла последовать опала. Впрочем, император умел быть и великодушным: из тюрьмы был освобожден Радищев; ссора с Суворовым закончилась тем, что Павел просил прощения (а потом произвел полководца в генералиссимусы); убийце Петра III Алексею Орлову было назначено «суровое» наказание – при перенесении праха Петра III идти несколько кварталов за его гробом, сняв шляпу.

И все же кадровая политика императора была в высшей степени непредсказуемой. Самые преданные ему люди жили в той же постоянной тревоге за свое будущее, что и записные придворные негодяи. Насаждая беспрекословное подчинение, Павел часто притеснял честных людей в своем окружении. На смену им приходили подлецы, готовые выполнить любой поспешный указ, окарикатурив императорскую волю. Сначала Павла боялись, но потом, видя бесконечный поток плохо исполнявшихся указов, начали над ним тихонько посмеиваться. Еще 100 лет назад насмешки над подобными преобразованиями дорого бы обошлись весельчакам. Но Павел не имел такого непререкаемого авторитета, как его великий прадед, и в людях разбирался хуже. Да и Россия была уже не та, что при Петре: тогда она покорно сбривала бороды, теперь возмущалась запрещением носить круглые шляпы.

Вообще все общество было возмущено. Мемуаристы потом представили это настроение как единый порыв, но каждая часть общества имела свою причину для возмущения, и эти причины были часто противоположны.

Боевые офицеры школы Суворова были раздражены новой военной доктриной; некоторые генералы беспокоились о сокращении своих доходов; гвардейская молодежь недовольна новым строгим уставом службы (где же прежняя гвардейская вольница). Высшая знать империи – «екатерининские орлы» – лишена была возможности смешивать государственные интересы и личную выгоду, как в былые времена; чиновники рангом пониже все же воровали, но с оглядкой; городские обыватели злились на новые указы о том, когда они должны гасить свет и какие сюртуки носить.

Однако многие ясно видели несправедливости предыдущего царствования. Большинство окружения было убежденными монархистами (что и понятно). Павел мог бы найти в них опору для своих преобразований, надо было только дать больше свободы в действиях, не связывать руки постоянными мелкими распоряжениями. Но царь, не привыкший доверять людям, вмешивался буквально во все. Он один, без инициативных помощников, хотел управлять своей империей. В конце XVIII века это было уже решительно невозможно. Да и сейчас один из главных секретов успешного руководителя состоит не в том, чтобы самому качественно выполнять всю работу предприятия, а найти таких профессиональных и толковых заместителей, которые бы организовали дело «на местах» и отвечали каждый за свою территорию.

Внешняя политика Павла выглядела странной именно из-за того же архаического принципа, положенного в ее основу. Невозможно было вести европейскую дипломатическую игру на рыцарских началах. Свою внешнюю политику Павел начинал как миротворец: он отменил и готовящееся вторжение во Францию, и поход в Персию, и очередные рейды Черноморского флота к турецким берегам, но отменить всеевропейский мировой пожар было не в его силах. Объявление в гамбургской газете, предлагавшее решить судьбы государств поединком их монархов с первыми министрами в качестве секундантов, вызвало всеобщее недоумение. Наполеон тогда открыто назвал Павла «русским Дон Кихотом», остальные главы правительств смолчали.

Тем не менее долго стоять в стороне от европейского конфликта российскому самодержцу было невозможно. К России со всех сторон обращались испуганные европейские монархии: с просьбой о покровительстве обратились мальтийские рыцари остров которых оказался под угрозой французской оккупации; Австрии и Англии нужна была союзная русская армия; даже Турция обратилась к Павлу с мольбой о защите своих средиземноморских берегов и Египта от французского десанта. В результате возникла вторая антифранцузская коалиция 1798–1799 годов.

Русский экспедиционный корпус под командованием Суворова уже в апреле 1799 года был готов к вторжению во Францию. Но это не вязалось с планами союзного австрийского правительства, стремившегося округлить свои владения за счет «освобожденных» итальянских территорий. Суворов был вынужден подчиниться, и уже к началу августа Северную Италию полностью очистили от французов. Республиканские армии были разгромлены, крепостные гарнизоны сдались. Не менее серьезно показала себя объединенная русско-турецкая эскадра под командованием ныне причисленного к лику святых адмирала Федора Ушакова, освободившая с сентября 1798-го по февраль 1799 года Ионические острова у побережья Греции. Далее эскадра Ушакова, имея минимальное количество морской пехоты, провела операции по освобождению Палермо, Неаполя и всей южной Италии, закончившиеся 30 сентября броском русских моряков на Рим.