Мария Згурская - Дворцовые перевороты

По просьбе императрицы Екатерины II российский военный флот был организован именно мальтийскими рыцарями. Самые точные морские карты также были составлены рыцарями, и адмирал Федор Ушаков неоднократно ими пользовался во время своих сражений с турками на Черном море. Орден учреждал публичные школы и библиотеки, построил знаменитый Мальтийский колледж, получивший статус университета.

Но в 1798 году рыцари были изгнаны Наполеоном с Мальты, и туда они больше не вернулись, но нашли приют в России. Наполеон, для того чтобы захватить Мальту и уничтожить Мальтийский орден, даже разорвал отношения с Россией. А ведь у него были далеко идущие планы: он хотел вместе с Павлом пойти на Индию, и русский император уже направил целый экспедиционный казачий корпус для поддержки Наполеона, который должен был подготовить пути следования армии французского императора в Индию.

Стоит отметить, что Мальтийский орден в целях самосохранения сознательно искал покровительства России и императора Павла. За год до этого была подписана конвенция между суверенным Мальтийским орденом в лице его Великого магистра Фердинанда де Гомпеша и императором Павлом I. Согласно этому международному акту, в России учреждалось Великое российское приорство, причем с 1798 года поднимался вопрос о создании двух приорств – католического и православного, но, к сожалению, Павел не успел решить этот вопрос и сегодня в Мальтийском ордене нет Православного приората.

Итак, сначала император Павел I стал протектором ордена, а затем был провозглашен его Великим магистром – 72-м по счету. Но провозглашение главой католического ордена женатого, да к тому же некатолика, было нарушением конституции и кодекса ордена и поэтому являлось незаконным и не было признано римским папой, а это являлось необходимым условием легитимности. И хотя Павла I признали в этом качестве и многие рыцари, и ряд правительств Западной Европы, все же его следует считать Великим магистром не де-юре, а де-факто.

Принятие православным Павлом титула главы католического Мальтийского ордена сделано было не только по политическим соображениям. Это была попытка воскресить в рамках ордена древнее византийское братство святого Иоанна Предтечи, из которого и вышли когда-то иерусалимские госпитальеры. 12 октября 1799 года в Гатчину торжественно были принесены святыни ордена: десница святого Иоанна Крестителя, частица Креста Господня и Филермская икона Божьей Матери (всеми этими сокровищами Россия обладала вплоть до 1917 года).

Тем не менее, несмотря на юридические неувязки, орден, его православная ветвь существовали в России и после трагической гибели императора, а белый эмалевый Мальтийский крест входил в наградную систему Российской империи. В 1803 году 73-м Великим магистром был избран Жан Батист Томмази, который перевел орден из Петербурга в Мессину – там располагалась новая штаб-квартира ордена, а российские приорства были запрещены императором Александром I в 1810–1817 годах. С 1834 года штаб-квартира суверенного Мальтийского ордена находится в Риме. На Мальту орден так и не вернулся.

Но вернемся в век XVIII. Итак, Павел стал Великим магистром ордена и вступил в войну против Наполеона. Но чем мальтийцы так не угодили Наполеону? Дело в том, что Павел I принял к себе мальтийцев с одной, единственной целью, и об этом было написано в его меморандуме. Он собирался на базе Мальтийского ордена создать надрелигиозный и наднациональный фронт против масонства и революционного движения в Европе, лозунгом которого стал бы лозунг масонов «Свобода, равенство, братство». Но, как мы знаем, этот опыт не удался.

Павел I правил 4 года, 4 месяца и 4 дня. Это царствование российские историки оценивают по-разному. К примеру, Н. М. Карамзин в написанной по горячим следам «Записке о древней и новой России» (1811 год) писал: «Заговоры да устрашают государей для спокойствия народов!» По его мнению, из деспотизма невозможно извлечь никаких полезных уроков, его можно только свергнуть или достойно переносить. К концу XIX века такая точка зрения уже казалась примитивной. В. О. Ключевский писал, что «царствование Павла было временем, когда была заявлена новая программа деятельности». «Хотя, – тут же оговорился он, – пункты этой программы не только не были осуществлены, но и постепенно даже исчезли из нее. Гораздо серьезнее и последовательнее начала осуществляться эта программа преемниками Павла». Н. К. Шильдер, первый историк царствования Павла, согласился, что антиекатерининская государственно-политическая направленность «продолжала существовать» всю первую половину XIX века, и «преемственность павловских преданий во многом уцелела». Он возложил на эти «предания» вину и за военные поселения, и за 14 декабря, и «рыцарскую внешнюю политику», и за поражение России в Крымской войне. Той же точки зрения, видимо, придерживались и исторический публицист Казимир Валишевский, и известный русский писатель Дмитрий Мережковский. Лишь автор, изданный мизерным тиражом в годы Первой мировой войны, М.В. Клочков – единственный, кто возражает против этих упреков, утверждая, что именно при Павле началась военная реформа, подготовившая армию к войне 1812 года, были предприняты первые шаги в ограничении крепостного права, а также заложены основы законодательного корпуса Российской империи.

В 1916 году в околоцерковных кругах даже была попытка добиться канонизации «невинно убиенного» императора. По крайней мере, его могила в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга считалась среди простого народа чудотворной и была постоянно усыпана свежими цветами. В соборе даже существовала специальная книга, куда записывались чудеса, произошедшие по молитвам у этой могилы.

Леволиберальные, а следом за ними и советские историки были склонны приуменьшать значение Павловского царствования в истории России. Они, безусловно, не испытывали никакого пиетета к Екатерине II, однако рассматривали Павла лишь как частный случай особо жестокого проявления абсолютизма (в чем заключалась «особая жестокость», обычно умалчивалось), в корне не отличавшегося ни от предшественников, ни от наследников. Только в середине 1980 годов Н. Я. Эйдельман попытался понять социальный смысл Павловской консервативно-реформаторской утопии. Этому автору принадлежит и заслуга реабилитации имени Павла в глазах интеллигенции.

Вышедшие за последние 10–15 лет книги в основном суммируют все высказанные точки зрения, не делая особенно глубоких и новых выводов. Видимо, окончательное суждение о том, кем же именно был император Павел Петрович, а также насколько реальна была его политическая программа и какое место она занимает в последующей российской истории, еще предстоит вынести.