Николай Черкашин - Чрезвычайные происшествия на советском флоте

Несмотря на блестящие аттестации, лейтенант Саблин очень не скоро стал старшим лейтенантом. Звание ему задержали почти на год. За что? Написал письмо Н.С. Хрущёву.

В. Саблин (из показаний на суде):

«…В нём я наряду с изложением ряда вопросов теоретического плана писал, что партию надо очистить от подхалимов и взяточников. После этого я был приглашён в Мурманский обком партии, где меня крепко отругали».

Смысл внушения разгадать нетрудно: «Сиди и не вякай, без тебя разберутся. А будешь лезть через головы начальства, не видать больших звёзд».

Кажется, Саблин урок понял и с головой ушёл в корабельную службу. Почётная грамота «Старшему лейтенанту В. Саблину за достигнутые успехи при выполнении заданий командования в период дальнего перехода Североморск — Севастополь. Командир части контр-адмирал Беляков».

Когда молодой офицер переводился на другой корабль, в кают-компании эсминца ему вручили адрес на бланке командующего Черноморским флотом:

«Уважаемый товарищ старший лейтенант Саблин Валерий Михайлович! Командование части, офицеры и личный состав с глубокой благодарностью будут вспоминать Вас как грамотного и умелого специалиста, душевного, чуткого и требовательного офицера-воспитателя, образцово исполнявшего свой воинский и гражданский долг. Пусть Ваше мужество и тепло Вашего сердца всегда будут согревать и вдохновлять людей! Выражаем уверенность, что, уходя из в/ч 13041, Вы и впредь будете служить образцом честности и преданности нашему великому делу — построению светлого коммунистического общества.

Севастополь, 21 декабря 1965 года».

Флот всегда был скуп на похвалы, тем более молодым офицерам Это напутствие тоже оказалось пророческим: «…Вы… будете служить образцом честности и преданности…»

Ещё одна почётная грамота: «Капитан-лейтенанту В.М. Саблину. За инициативу и настойчивость в обеспечении испытаний нового оружия и техники в 1968 году. Командующий Краснознамённым Северным флотом адмирал Лобов».

Можно долго перебирать пожелтевшие грамоты: «За высокие показатели спортивной работы на корабле», «За активное участие в пропагандистской работе», «…в военно-научной работе», «За пересечение экватора», — но и без того ясно: офицер служил не за страх, а за совесть. Его прочили в командиры корабля, предлагали учёбу на Классах. А он удивил всех, отпросившись поступать в Военно-политическую академию.

Иные проделывали подобный кульбит, чтобы сменить лямку строевой службы на не столь обременительную политработу, выводившую порой к большим звёздам куда быстрее, чем крутой трап корабельной карьеры. Выбор же Саблина определялся одной из важнейших черт его характера: «Во всём мне хочется дойти до самой сути…»

В. Саблин (из обращения к экипажу, записанного на магнитную ленту):

«В этот момент мысли у меня клокотали в голове, и всё искал я причину, почему так, а не иначе, у нас складываются отношения в стране… Что-то, я чувствую, надо было делать, но не хватало знаний. Забивали меня цитатами и давали понять, что серый я в вопросах политики. Пишу в Ленинградский университет с просьбой разрешить учиться если не заочно, то экстерном. Дали отказ, экстерном, говорят, нельзя, а заочно не положено. Остаётся один выход — это Военно-политическая академия. Пишу туда. Это было в шестьдесят четвёртом году. Присылают правила приёма. Оказывается, надо с должности капитан-лейтенанта и надо два года прослужить в этой должности. В Севастополе такие должности не валяются, и надо ждать минимум два года. Созревает решение — всё-таки поступать в академию. Решение серьёзное, сложное… Пишу рапорт о переводе на Север. Переводят, предлагают должность помощника командира на СКР — на сторожевой корабль. При назначении предупреждаю комбрига капитана 1-го ранга Крылова, что через два года — по положению, как я сказал, надо два года служить в должности, — что через два года буду уходить в политическую академию. Он воспринял это как шутку и легко согласился. […] Служить надо было хорошо, чтобы отпустили в академию. Политику пришлось отставить на второй план. Обходился лишь тем, что собирал факты, обличающие нашу действительность, и читал классиков марксизма-ленинизма».

О, если бы те, кто его судил, видели саблинские конспекты трудов Ленина, Маркса, Плеханова… Как разительно не похожи они на обычные, школярски, бездумно переписанные у соседа с одной лишь целью — предъявить на экзаменах. По этим выпискам хорошо видно, как вызревала саблинская мысль, его решимость…

Из К. Маркса: «Нравственное государство предполагает в своих членах государственный образ мыслей, если даже они выступают в оппозиции; карающий за образ мыслей не есть закон, изданный государством для его граждан. Это закон одной партии против другой».

Из Ф. Дзержинского: «Мы, коммунисты, должны жить так, чтобы широчайшие массы трудящихся видели, что мы слуги народа, что победой революции и властью мы пользуемся не для себя, а для блага и счастья народа».

Из А. Блока: «Жить стоит только так, чтобы предъявить безмерные требования к жизни… верить не в то, чего нет на свете, а в то, что должно быть на свете; пусть сейчас этого нет и долго не будет. Но жизнь отдаст нам это, ибо она прекрасна».

Он изучал марксизм без поводыря-конвоира. Он общался с классиками напрямую — без наёмных толкователей и высокооплачиваемых интерпретаторов. Он вошёл в зону запретной мысли и читал то, чего не было в программе. Его Поэт вздыхал в те годы:

Валерий не только штудировал книги, но и жадно расспрашивал о жизни всякого нового человека, с кем сводили его дела, служба, дорога, — будь то старый школьный товарищ, сосед по купе или водитель столичного такси.

— Не доведут тебя эти разговоры до добра! — печалилась жена. И как в воду смотрела.

Незадолго до поступления в академию, летом 1968 года, Саблин встретил в Горьком старого школьного друга, Сергея Родионова. Посидели в ресторане. Поговорили. Поспорили. Валерий разоткровенничался. Объяснил приятелю, зачем поступает в политическую академию. Мог ли он подумать, что однокашник не погнушается взять в руки перо и настрочить донос в политуправление Северного флота! Но именно так всё и вышло. За двенадцать дней до отъезда в академию капитана 3-го ранга Саблина вызвал к себе член военного совета и долго задавал всякие каверзные вопросы. «Затем достал из ящика стола письмо, — как повествует о том Борискин, — и сказал, что, дескать, некий друг из Горького заявляет о подготовке Саблина к государственному перевороту».