Елена Майорова - Вокруг трона Медичи

Французы завладели несколькими городами на севере и двинулись на Флоренцию. Городская верхушка решила для низложения ненавистного Медичи просить помощи у французов. В невзрачном французском короле флорентийская знать видела избавителя от разгула разврата, охватившего мир. Даже Савонарола радовался вторжению иноземцев, которые в его глазах были освободителями от ига Медичи.

Сначала Пьеро намеревался выступить навстречу неприятелю, но скоро понял, что ополчение ему не собрать. Непостоянный в своих решениях и предпочтениях, теперь он так же твердо считал полезным сложить оружие, как раньше полагал необходимым биться с захватчиками. С блестящей свитой он отправился во французский лагерь и после долгих переговоров подписал постыдный договор: он обещал отдать французам некоторые из подчиненных Флоренции городов — Сарцану, Пизу и Ливорно — и выплатить 200 тысяч флоринов военных издержек.

Но, заключив соглашение, Пьеро почувствовал себя опустошенным и обманутым. Удручали не только материальные потери, которые действительно были огромны. Сына Лоренцо Великолепного оскорбило высокомерие и обидное пренебрежение французов к «купцу-итальянцу».

Горожане, собравшиеся на площади перед дворцом Синьории, ожидали решения своей участи. Когда весть о капитуляции достигла Флоренции, негодующие граждане начали вооружаться.

Пьеро возвращался из лагеря Карла VIII при тревожном звоне флорентийских колоколов. Горожане приветствовали его гробовой тишиной. После нескольких минут молчания из середины толпы вышел почтенный, всеми уважаемый гражданин Лука Карсини. Схватив за позолоченную узду коня Пьеро, он гневно крикнул: «Что тебе здесь надо, тиран?» Это был знак: в правителя и его свиту полетели камни, толпа хлынула на всадников как потоп, бешеные крики сливались в мощный гул: «Liberta! Libеrta!» Брат Пьеро, кардинал Джованни, выступил вперед и попытался успокоить толпу. Но ему не дали говорить.

Каким-то чудом трем братьям Медичи удалось выбраться из толпы и скрыться в одном из монастырей. Затем они бежали из Флоренции, переодевшись францисканскими монахами. Так покинули Медичи свою родину, город, который они сделали первым во всей Италии.

Народ открыл тюрьмы и разгромил некоторые дома Медичи.

Толпа устремилась на виллу Кареджи, в палаццо Медичи, напрасно разыскивая кого-нибудь из этого ненавистного рода, чтобы немедленно предать жестокой показательной казни. Вилла Кареджи была опустошена. Ее некогда прекрасные залы и павильоны покрылись грудами мусора, обломками дорогой мебели и драгоценной утвари, картины, статуи и фрески были уничтожены, античные и новейшие рукописи разорваны и осквернены; фонтаны разрушены, цветы вытоптаны.

Французы вошли в город в качестве союзников республиканского правительства, но атмосфера активного недружелюбия вынудила их отступить. Оккупанты покинули город как грабители, захватив с собой многие из сокровищ дворца Медичи, так долго и любовно собираемые Козимо и Лоренцо.

Империя духа, как и финансовая империя Медичи, кропотливо созидаемая лучшими представителями рода, рухнула.

После изгнания Медичи было восстановлено старое республиканское конституционное правление; создан новый законодательный орган — Большой совет на манер венецианского — из трех тысяч человек.

Но во Флоренции, казалось, всецело царил теперь Савонарола. Вооружившись Символом веры как мечом, он вершил свою жестокую бездушную власть. Вычленив из христианства любовь к нескончаемым страданиям, он стремился всех обречь на вечные муки. На улицах было невозможно увидеть ни пляшущих девушек, переодетых вакханками, с головками, украшенными гроздьями винограда, ни парней с козлиными рогами, изображающих Вакха и фавнов — его свиту. Женщины облеклись в грубые темные платья и, опутав руки четками, томили себя бесконечными постами и молитвами. Сыновья самых богатых патрицианских семейств — Руччелаи, Строцци, Альбицци — вступали в доминиканский орден. Девушки срывали с себя подвенечную фату и становились инокинями. Вместо ярких и веселых карнавальных шествий или празднеств по случаю сбора винограда по улицам двигались торжественно-строгие религиозные процессии. В первых рядах выступали дети с недетски суровыми лицами. Они несли на костер женские украшения, игральные карты, пестрые ткани, ковры, зеркала, арфы и мандолины — принадлежности мирской суетности. Книги, философские и любовные, с античными комедиями и элегиями римских классиков, бесценные пергаменты, богато иллюминированные, с великими жертвами приобретенные, тоже становились добычей огня. Горели творенья Монтеньи и Боттичелли. Однажды толпа растерзала живописца Кавальери, бросившегося к огню, чтобы спасти часть картины Монтеньи. Даже пышной тосканской природе предписано было стать скромнее, не такой яркой и языческой. Выкашивались травы, готовые зацвести пестрыми цветами, срывались бутоны роз, чтобы те не успели раскрыться.

Как-то разом дети стали судьями и обличителями своих родителей. Стоило сказать при них неосторожное — мирское — слово, засмеяться, пошутить, как сразу же следовал донос тем, кто был поставлен Савонаролой наблюдать за нравственностью граждан. Виновные неотвратимо привлекались к ответственности. Часто невинных людей из мести или зависти обвиняли в богохульстве и волховании. Тогда их ждали тюрьмы, пытки, костер — безбожники во Флоренции Савонаролы карались, как убийцы.

Во время поста накал проповедей Савонаролы был настолько силен, что люди в церквах падали в обморок, а по улицам разносился горестный плач. Савонарола тоже рассчитывал на силу искусства, и желал заставить его служить своим целям; он требовал, чтобы на картинах — только религиозного, ни в коем случае не светского содержания — не было представлено нагого тела: обнажены могли быть только лица и кисти рук.

Пьеро обосновался в Венеции, где стал готовить почву для реставрации династии. Он установил дипломатические отношения с Карлом VIII и Людовико Моро, который очень неодобрительно относился к деятельности Савонаролы. Многие кардиналы оказывали наследнику рода Медичи поддержку. Родственный дом Орсини предоставил ему кров и помогал средствами.

Сторонники Медичи тоже не сидели сложа руки. То и дело возникали заговоры, имевшие целью вернуть Пьеро. Их участников карали с невиданной жестокостью. Дворяне Лоренцо Торнабуони, Джаноццо Пуччи, Луиджи Камбии, Ридольфи и даже 70-летний старик Бернардо дель Неро были удушены при большом скоплении народа. Казнь привела город в неистовство; многие видели в этом великую победу Савонаролы.

Кардинал Джованни, к которому судьба доселе была так благосклонна, теперь впервые столкнулся с более мрачной стороной жизни. За временем удовольствий последовали тревоги жизни беглеца. Джованни, подобно своему брату Пьеро, не отказался от надежды на возвращение его семье потерянного ею и принимал участие словом и делом во всех усилиях вернуть Медичи к власти. Но после того как его надежды были разбиты вдребезги три раза, он несколько лет путешествовал по Германии, Нидерландам и Франции.