Лев Безыменский - OCOБAЯ ПАПКА «БАРБАРОССА»

«Фон Шелия рассказал, что по инициативе вицеминистра иностранных дел Польши Арцишевского германский посол фон Мольтке 19 или 20 мая был вместе с Арцишевским на завтраке у болгарского посланника в Варшаве. Арцишевский действовал с согласия Бека. Арцишевский говорил, что Бек весьма неохотно принимает участие в проведении нынешней политики Польши и, конечно, был бы готов договориться с Германией, если бы удалось найти какую-либо форму, которая не выглядела бы как капитуляция. Бек считает, что война между Германией и Польшей была бы бессмыслицей, из которой извлекли бы выгоду лишь другие. Какое большое значение Бек придает тому, чтобы не раздражать Германию, показывает та сдержанность, которую Польша проявляет в отношении переговоров о пакте между Западом и Советским Союзом» [155] Там же, стр. 414. .

Когда же советско-франко-английские переговоры стали реальностью, усилия гитлеровской дипломатии были сосредоточены на том, чтобы не допустить создания единого антинацистского фронта. Так, 7 августа 1939 года из высказываний немецкого военно-воздушного атташе в Польше Герстенберга стало известно:

«В настоящее время решение принято. Еще в этом году у нас будет война с Польшей. Из совершенно надежного источника я [то есть Герстенберг. — Л. Б.j знаю, что Гитлер принял решение в этом смысле. После визита Вольтата в Лондон Гитлер убежден в том, что в случае конфликта Англия останется нейтральной. Переговоры западных держав с Москвой п входят неблагоприятно для нас. Но и это является для Гитлера еще одним доводом в пользу ускорения акции против Польши. Гитлер говорит себе, что в настоящее время Англия, Франция и Советский Союз еще не объединились; для достижения соглашения между генеральными штабами участникам московских переговоров потребуется много времени; следовательно, Германия должна до этого нанести первый удар. Развертывание немецких войск против Польши и концентрация необходимых средств будут закончены между 15 и 20 августа. Начиная с 25 августа следует считаться с началом военной акции против Польши» [156] Там же, стр. 537. .

Итак, имея возможность суммировать данные, поступавшие в Москву по всем возможным каналам — от советских дипломатов, от друзей нашей страны за рубежом, от нашей внешнеполитической разведки, — Советское правительство шло по единственно верному пути срыва замыслов империалистических держав. В сложнейшей обстановке оно должно было искать средства для обеспечения интересов первой в мире страны социализма.

«Перед Коммунистической партией и Советским правительством, — отмечается в «Истории КПСС», — со всей остротой встала задача не допустить международной изоляции СССР, создания единого империалистического фронта. При решении этой важнейшей внешнеполитической задачи партия руководствовалась указаниями В. И. Ленина, который неоднократно подчеркивал необходимость использования разногласий между империалистическими державами, чтобы затруднить их объединение в антисоветских целях. Он говорил: «...правильна ли наша политика использования розни между ними (империалистами. — Ред.), чтобы затруднить для них соединение против нас? Конечно, такая политика правильна»...» [157] «История КПСС», т. V, кн. 1, стр. 72. .

Именно из этих ленинских указаний исходили Коммунистическая партия и Советское правительство, решая принять неоднократно выдвигавшееся Германией предложение заключить с ней договор о ненападении. Советско-германский договор о ненападении был подписан 23 августа 1939 года сроком на десять лет.

Очень трудно исследовать гипотетические положения и точно сказать, что случилось бы, если бы Советский Союз осенью 1939 года продолжил бесконечные тройственные переговоры.

Все же иногда бывает полезно рассмотреть возможное, чтобы понять реальное. Попытаемся же разобраться в данной гипотетической ситуации по частям.

Проблема первая: что дало бы продолжение тройственных переговоров?

Этот вопрос я задавал Ивану Михайловичу Майскому и Николаю Герасимовичу Кузнецову. Оба убеждены, что затягивание переговоров с англо-французской стороны носило не тактический, а «стратегический» характер. Ни Англия, ни Франция не имели целью заключить соглашение — в противном случае они могли бы заставить Польшу и Румынию дать согласие на пропуск советских войск через свою территорию. Сама идея договора с СССР казалась таким деятелям, как Чемберлен, немыслимой.

Не следует забывать, подчеркивал И. М. Майский, что в то время мы имели дело не с Англией Черчилля, а с Англией Чемберлена и Галифакса.

По свидетельству Н. Г Кузнецова, в среде советской делегации поведение английских и французских уполномоченных вскоре~ после начала переговоров вызвало серьезное недоверие, и это недоверие потом лишь укреплялось. Таково же было мнение И. В. Сталина, которому советская делегация каждый день докладывала о ходе переговоров.

Но если бы Советский Союз уступил своим западным партнерам и не прервал переговоры, а стал ждать ответа? Существовал ли шанс, что Польша и Румыния изменят свою позицию?

Если вернуться к трудным дням августа 1939 года, то хроника этих дней говорит: 21 августа 1939 года польское правительство снова категорически заявило, что оно не разрешит пройти советским войскам. Такова же была позиция Румынии. Правда, 23 августа полковник Бек дал свое согласие — но не на проход советских войск, а па «возможное сотрудничество» Польши и СССР в случае германской агрессии. Однако даже в этой ситуации Бек ставил условия, а именно: он соглашался лишь «на рассмотрение во время переговоров в Москве всех гипотез возможного сотрудничества». В принципе это согласие ничего не значило. Во-первых, оно было дано слишком поздно, то есть тогда, когда и Галифакс, и Бек уже знали, что польский ответ ничего не изменит. Во-вторых, оно означало лишь еще одну оттяжку. Да к тому же абсолютно неясно, поступило ли бы вообще это согласие, если бы не сообщение о визите Риббентропа в Москву. Бек дал согласие 23 августа, уже зная о визите и будучи почти уверенным, что это его согласие никому не нужно.

Тогда напрашивается другой вопрос: можно ли было подписывать соглашение на основе англо-французских предложений? Предположим, что СССР все-таки подписал военную конвенцию, проект которой предлагали Англия и Франция. Этот проект, как известно, содержал три пункта:

конвенция осуществляется «как следствие постановлений договоров» в тех случаях, которые предусмотрены этими договорами;

союзники обязываются установить «непрерывные, прочные и долговременные фронты» на восточных и западных границах Германии;