Стефан Куртуа - Черная книга коммунизма

Этот «биологический уклон» помогает лучше понять, в чем состоят преступления коммунизма против человечности и почему марксистско-ленинская идеология могла терпеть и даже оправдывать эти преступления. Говоря о юридических решениях, связанных с последними открытиями в биологии, Бруно Гравье указывает: «Законы о биоэтике (…) привлекают внимание к более страшным опасностям, вызываемым прогрессом науки, роль которой в развитии идеологий, основанных на терроре как «законе движения», еще не выяснена до конца. (…) Евгенические убеждения таких крупных медиков, как Рише и Каррель, стали предвестниками массового уничтожения и постыдных действий нацистских врачей».

Коммунизм оказывается пропитанным социально-политической евгеникой, социальным дарвинизмом. Как пишет Доминик Кола, «Ленин, знаток эволюции общественных видов, решает, кому надлежит исчезнуть вследствие приговора истории». С момента издания декрета, провозгласившего, что буржуазия является пройденным этапом в эволюции человечества, и «подкрепленного» идеологической и политико-исторической наукой — марксизмом-ленинизмом, начинается ликвидация буржуазии как класса, то есть ликвидация конкретных людей, составлявших этот класс или якобы к нему принадлежавших.

Говоря о нацизме, Марсель Колен указывает на «классификацию, сегрегацию и прочие чисто биологические критерии, свойственные преступной идеологии. Этим лжеученым, рассуждавшим о наследственности, гибридизации и расовой чистоте, была присуща склонность к фантастике, они оперировали тысячелетиями и планетарными масштабами». Подобные же лженаучные измышления, но только в применении к истории и обществу (вроде «пролетариата — носителя смысла истории» и др.), при всей их фантастичности и напыщенности, пронизывают коммунистический эксперимент. Из них вытекает криминогенная идеология, учреждающая, согласно чисто идеологическим критериям, произвольную сегрегацию (буржуазия/пролетариат) и классификацию (мелкие буржуа, крупные буржуа, кулаки, середняки и бедняки и т. д.). Закрепляя это деление — словно речь идет о раз навсегда заданных параметрах и люди не могут переходить из одной категории в другую, — марксизм-ленинизм устанавливает примат категории, абстракции над реальностью и человеком; каждый индивид или группа приобретают характер архетипов примитивной и безжизненной социологии. Это облегчает преступление: доносчики, следователи, палачи НКВД не доносят, не преследуют, не убивают живых людей, а уничтожают вредную для всеобщего счастья абстракцию.

Доктрина становится преступной идеологией уже потому, что отрицает фундаментальный факт — единство того, что Робер Антельм называл «человеческим видом» и что в преамбуле Декларации прав человека 1948 года определено как «человеческая семья». Корни марксизма-ленинизма уходят, возможно, не столько в учение самого Маркса, сколько в извращенный дарвинизм, который, будучи применен к социальной сфере, приводит к чудовищным выводам, напоминающим расовую теорию нацистов. Ясно одно: преступления против человечности есть порождение идеологии, отказывающейся от всеобъемлющего и разностороннего подхода к человеку и человечеству и низводящей их на более низкий уровень: биологический / расовый или социально-исторический. Своей пропагандой коммунисты сумели создать впечатление, будто их подход универсален и подразумевает все человечество. Различие между нацизмом и коммунизмом часто усматривалось именно в том, что нацисты исповедовали узко националистический, расовый подход, тогда как ленинское учение ценно именно своим универсализмом. Это не имеет ни малейшего отношения к истине: как в теории, так и на практике Ленин и его последователи безоговорочно исключили из рода человеческого капиталистов, буржуев, контрреволюционеров и прочих, превратив их в абсолютных врагов. Каутский еще в 1918 году называл понятие врага «резиновым», позволяющим беззастенчиво вычеркивать из числа людей кого угодно. Это напрямую ведет к преступлениям против человечности.

М. Дельмас-Марти пишет: «Сами биологи, например Анри Атлан, признают, что понятие человечности выходит за пределы биологии, которой почти нечего сказать о человеческой личности. (…) Действительно, ничто не мешает считать человеческий вид одним из видов животного царства, видом, создаваемым самим человеком, уже научившимся выводить новые виды животных и растений». Не это ли попытались сделать коммунисты? Не лежала ли в основе коммунистического проекта идея «нового человека»? Не пытались ли лысенки, страдающие мегаломанией, вывести, наряду с новыми сортами кукурузы и помидоров, новую человеческую породу?

Этот подход, более свойственный концу XIX века, времени торжества медицины, навел Василия Гроссмана на следующие мысли относительно большевистских лидеров: «Этот характер ведет себя среди человечества, как хирург в палатах клиники (…). Душа хирурга — в его ноже. Суть подобных людей — в фанатичной вере во всесилие хирургического ножа. Хирургический нож — великий теоретик, философский лидер двадцатого века». Логическим следствием этого подхода стали действия Пол Пота, который одним движением отсек от общественного тела пораженную гангреной часть — «новый народ», или «пришлых», оставив «здоровую» часть — «местных». При всем своем безумии идея эта не так уж и нова. Уже в 70-х годах XIX века русский революционер Петр Ткачев, достойный продолжатель дела Нечаева, предлагал истребить всех русских старше 25 лет, не способных претворить в жизнь идею революции. Бакунин возмущался в своем письме Нечаеву этим людоедством: «Наш народ — не чистый лист бумаги, на котором какое-то тайное общество может написать то, что ему вздумается, — например, вашу коммунистическую программу». Мао тоже сравнивал себя с гениальным поэтом, выводящим каллиграфические письмена на чистом листе. Как будто цивилизацию, насчитывающую не одну тысячу лет, можно уподобить чистому листу бумаги!

Террор, о котором идет речь в этой книге, зародился в ленинско-сталинском Советском Союзе, и его проявления в различных странах, заявляющих о своей приверженности марксизму-ленинизму, могли носить несколько видоизмененный характер, поскольку каждая страна, каждая коммунистическая партия прожила собственную историю, отмечена своими локальными и региональными особенностями. Однако все это вписывается в шаблон, создававшийся в Москве с ноября 1917 года и не противоречит заданному «генетическому коду».

Как понять действующих лиц этой ужасающей системы? Есть ли у них какие-либо особенные черты? В каждом тоталитарном режиме находятся люди, способные обеспечивать работу его механизмов. Больше всех выбивается из общего ряда Сталин. В области стратегии он был достойным наследником Ленина, умевшим держать под контролем внутреннюю ситуацию и влиять на положение в мире. С исторической точки зрения он представляется величайшей политической фигурой XX столетия, так как сумел превратить слабый Советский Союз образца 1922 года в мировую сверхдержаву и на долгие десятилетия навязать человечеству коммунизм как альтернативу капитализму.