Евгений Фёдоров - Рок в нескольких лицах

Об «Автографе» — разговор особый. И даже не столько по каким-либо «музыкальным» причинам, сколько из-за того, что эта группа часто выступает за рубежом, что до недавнего времени было для советских рок-групп явлением довольно редким.

Поскольку автор этих строк не мог, естественно, сопровождать ансамбль во время зарубежных гастролей (а именно эта сторона творчества группы мне кажется наиболее любопытной), рассказ о коллективе построим в форме интервью с художественным руководителем «Автографа» Александром Ситковецким. С вашего разрешения позволю себе лишь небольшие отступления, касающиеся творчества «Високосного лета», чьим почитателем я был и остаюсь по сей день.

Итак, вопросы и ответы.

— Известный писатель как-то сказал, что для того, чтобы понять настоящее, нужно разобраться в прошлом. Мне кажется, что многим юным поклонникам рок-музыки будет небезынтересно проследить ваш творческий генезис с самых истоков…

— Трудно сказать, с чего всё началось. С самого детства я учился играть на скрипке. Не учиться играть я просто не имел права, так как отец, дед, дядя — все были скрипачами. Но, несмотря на генную связь, моё обучение окончилось крахом в прямом смысле этого слова. Я буквально разбил скрипку — довольно дорогой инструмент, к которому я, к сожалению, так и не проникся любовью в свои четырнадцать лет, а скорее наоборот…

Лишь когда поступил в университет, понял, что скрипку разбил зря, но сделанного не вернёшь… Вскоре после «скрипичной трагедии», как это часто случается, вместо одного инструмента появился в доме другой. Конечно, это была акустическая гитара. Мне привезли из Ленинграда дефицитный в то время звукосниматель. Гитара была подключена к усилителю, и с этого времени, можно сказать, начался для меня рок. Увлёкся «Beaties», «Deep Purple», «Uraih Неер» и другими группами…

— Всё это можно отнести к индивидуальным проявлениям любви к року. А с кем вы начали играть в группе?

— К тому времени я познакомился с ребятами, что жили у метро «Аэропорт»: Крисом Кельми, Андреем Давидяном и Игорем Окуджавой. Тогда и начался «коллективный этап» творчества. Не хочу уделять этому времени много внимания, но, чтобы понять, как разворачивались события дальше, вкратце скажу, что в состав первой группы вошли вышеперечисленные молодые люди и я. Играли мы песни Игоря Окуджавы, то есть можно сказать, что играли свою музыку. Это был 1971-й год, я учился в десятом классе средней школы.

— А откуда вы доставали инструменты, аппаратуру?

— Дело в том, что в то время «один очень известный в Тушине музыкант», услышав нас на школьном вечере, переманил часть коллектива к себе — в Дом культуры Института атомной энергии имени Курчатова (альма-матер нынешней рок-лаборатории!), где он руководил группой «Садко». Весь наш коллектив ему был неинтересен, а нужен был гитарист, то есть я, и клавишник, на место которого был приглашён Крис Кельми, закончивший в своё время музыкальную школу по классу рояля.

В течение года мы совершенно безвозмездно играли в «Садко», но зато пользовались прекрасной по тем временам аппаратурой. Самое же главное заключалось в том, что к 1972 году (високосному) мы стали с Крисом неразлучными друзьями и поняли, что рок-музыка — это то дело, которым будем серьёзно заниматься. В 1972 году мы с Крисом покидали «Садко» с чувством гордости. И не без основания. Ведь вначале мы были в коллективе на «седьмых» ролях, а когда уходили, группа играла практически только наши песни. Большинство англоязычных, но были и на русском, хотя и с совершенно ужасными текстами…

В том же 1972 году мы с Крисом пригласили к себе ударника Юру Титова, которого знали ещё по «Аэропорту». Так родилась группа «Високосное лето».

Далее подробно рассказывать бессмысленно, важно, пожалуй, только то, что с 1972 года по 1979 год — время существования коллектива — в нём работали три основных состава. «Високосное лето» никогда не оставалась группой «в себе», мы стали хорошей школой для многих музыкантов, которые и по сей день продолжают успешно работать на ниве рока. Говорю это не ради саморекламы или хвастовства. Ведь ни я, ни Крис не считали себя стопроцентными лидерами в плане композиторства и сочинительства. Были уверены, что сильны лишь тогда, когда вместе, когда живём, как одно целое. Это давало моральное право к остальным музыкантам предъявлять очень жёсткие требования в творческом и организационном плане…

— Всё-таки, так сказать, для истории. давайте вернёмся к конкретным личностям.

— К нашему трио вскоре присоединился вокалист Андрей Давидян, и мы начали исполнять песни из репертуара «Led Zeppelin» и «Grand Funk». Но вскоре Андрея и Юрия призывают в армию. В 1973 году в группу приходит из «Машины времени» Александр Кутиков, а на танцевальных вечерах в Люберцах мы находим Толю Абрамова.

Считаю этот состав наиболее сильным в истории «Високосного лета». Ведь с приходом Кутикова, уже опытного музыканта, изменилось направление творчества всего коллектива. Саша принёс то, чем была сильна «Машина времени», а именно идею восприятия мира через свою музыку, своё творчество. Мы начали исполнять только свои композиции, что имело принципиальное значение. Кутиков помог нам поверить в свои силы и убедил нас в том, что нужно писать песни только на русском языке. Он же познакомил нас с поэтессой Маргаритой Пушкиной, сотрудничество с которой продолжается и по сей день.

«Високосное лето» стали приглашать на «престижные» площадки, что говорило об определённом признании. Но самым ценным, на мой взгляд, была тогда атмосфера взаимного доверия и острое желание делать общее дело. Поиграв в таком составе пару лет, группа распалась в связи с уходом в «Аракс» Толи Абрамова. Мы снова остаёмся с Крисом вдвоём.

— Кажется, именно тогда к вам пришёл нынешний ударник «Машины времени» Валерий Ефремов?

— Несколько позднее. Полгода мы с Крисом пытались сотрудничать с разными музыкантами. А к 1976 году решили собрать «специальный», заведомо нужный нам новый состав «Високосного лета». В группу возвращается Кутиков, который не нашёл ещё своего места на рок-сцене, а я привожу своего товарища по университету Валерия Ефремова. Продержались мы в таком составе до 1979 года.

…В зале гаснет свет. Гитара вместе с ударными создаёт незамысловатый, но легко запоминающийся ритмический рисунок, который повторяется много раз. С каждым повтором звучание набирает силу и энергию, которые завораживают всех собравшихся в зале. Ощущение такое, будто сейчас разразится взрыв, начнётся апокалипсис или что-нибудь в том же духе. Атмосфера накалена — ведь должен быть выход из этой необузданной, шаманской мелодии. На сцене в тем-но-красном свете еле различимы фигуры музыкантов. Всех, кроме клавишника, который скрывается за занавесом… И вдруг мелодия как бы взлетает на новый уровень звучания, становится резче, жёстче, громче. На сцену из-за клавишных «вылетает» настоящее привидение. Оно прыгает и скачет во вспышках «мигалки», вызывая всеобщий восторг собравшихся.