Мария Сергеенко - Жизнь древнего Рима

Семь когорт «бодрствующих» включали в себя 7 тысяч человек, которые набирались из отпущенников, преимущественно римских, и во всяком случае из рабов, освобожденных в Италии. Этот состав определил положение пожарных в римском войске и также отношение к ним. Это был воинский отряд с военной дисциплиной, с воинскими подразделениями на когорты и центурии, но считать пожарных солдатами — никак не считали. Тацит в 23 г. н. э., перечисляя части, входившие в состав римской армии, называет легионы, вспомогательные корпуса, преторианские когорты, городские когорты и все: о «бодрствующих» ни слова (ann. IV. 5). Трибуны их когорт не принадлежали, как в остальной армии, к римской аристократии, сенаторской или всаднической: это легионные центурионы, долго тершие солдатскую лямку, для которых назначение трибуном когорты, даже пожарной, было наградой и повышением. Еще в III в. обсуждался вопрос, следует ли считать пожарников солдатами (Ульпиан, правда, ответил на него утвердительно), хотя к этому времени социальное положение их значительно улучшилось: уже в 24 г. н. э., т. е. 18 лет спустя после учреждения корпуса пожарников, был проведен закон, по которому лица, прослужившие шесть лет в этом корпусе, получали права римского гражданства. Позднее (может быть, при Септимии Севере) срок этот был сокращен до трех лет. Срок службы у них был, как и в преторианских когортах, 16 лет.

Всем корпусом командовал префект «бодрствующих» (praefectus vigilum), человек всаднического звания. Его штаб-квартира находилась при казарме I когорты, в южной части Марсова Поля, между Широкой Дорогой и храмом Сераписа. В XVII в. найдены были ее остатки: просторные залы, облицованные мрамором, с мозаичными полами, с колоннами и статуями. План самой казармы сохранился на обломке Мраморного Плана: три вытянутых прямоугольника, обнесенных стенами, вдоль которых идут комнаты, где жили пожарные. В 1866 году был раскопан один из караульных постов VII когорты. По всей вероятности, для этих караульных помещений снимали частные дома, где караулы и стояли до тех пор, пока начальство не считало нужным перевести их в другое, более подходящее место. Найденную «караулку» посты «бодрствующих» занимали по крайней мере 30 лет. Это прекрасное помещение с мозаичными полами и фресками; в середине атрия бьет фонтан; вокруг атрия расположены комнаты; имеется баня.

В состав «бодрствующих» входили и рядовые пожарники, и специалисты пожарного дела, обученные технике тушения огня. Они делились на семь категорий (поэтому, надо думать, когорта пожарников и состояла только из семи центурий, а не из десяти, как это было правилом в армии): в каждой сотне были свои специалисты, по которым сотня и называлась: siphonarii — механики, следившие за состоянием помп и ремонтировавшие их; aquarii, обязанные в точности знать, в каком месте их района находится вода, и организовать ее подачу к месту пожара; uncinarii (uncus — «крюк») и falciarii (falx — «серп»), действовавшие крючьями и «серпами» — это были огромные шесты, снабженные на конце крепким серповидными орудием; centonarii, в распоряжении которых находились громадные суконные и войлочные полотнища — их смачивали уксусом и набрасывали на огонь; emitularii — «спасательный отряд», который расстилал у горящего здания толстые матрасы, чтобы людям было безопаснее выбрасываться из горящих этажей; наконец, ballistarii — античные «пушкари», ведавшие камнеметами — баллистами. При каждой когорте обязательно врачи — не меньше четырех: число значительное, если сравнивать его с количеством врачей в остальной армии.

В случае пожара трибун стремительно выстраивал цепочкой рядовых пожарников у водоема, указанного акварием, и они из рук в руки передавали ведра с водой (ведра сплетены были из спарта — крепкого волокнистого растения и хорошо осмолены), а других ставил к помпам; одни из центонариев взбирались по лестницам на крыши и в этажи и набрасывали на огонь пропитанные уксусом рядна, в то время как другие действовали снизу надетыми на высокие шесты большими губками, из которых струйками стекал уксус; «крючники» и «серповщики» держали наготове свое снаряжение, и, не спуская глаз с огня, стояли «пушкари» около своих заряженных и уже нацеленных камнеметных машин.

В пожарном инвентаре много таких орудий, которые на пожаре могут действовать только разрушительно: топоры разного вида, крючья, багры, пилы; среди пожарников-специалистов три категории не заливают огонь, а тушат пожар так же, как тушили его раньше и у нас по деревням: они растаскивают и уничтожают постройки, на которые огонь может перебраться и, получив новую пищу, разлиться еще шире. Если огонь разгорался уже так жарко, что подобраться ближе не было возможности, тогда за дело принимались баллистарии и камнями разбивали угрожаемые здания. Создать вокруг горевшего дома пустое пространство — вот главный способ борьбы с огнем в древнем Риме. И объясняется это тем, что ручные помпы, которые только и были в распоряжении римского пожарника, подавали слишком мало воды: большой огонь было не затушить [39].

«Бодрствующие» обязаны нести не только пожарную службу: они еще и ночная полиция. Патрули их с факелами в руках, с топорами и ведрами обходят положенный им район: их дело не только начать борьбу с занявшимся пожаром и дать о нем знать, — они должны еще следить за тишиной и порядком на ночных улицах.

Мы говорили уже, что в Риме собиралось достаточно всякого преступного люда, и в темноте южных ночей и воришкам, и ворам, и убийцам было раздолье. «Когда дома будут заперты, в лавках все умолкнет, задвинут засовы и протянут цепи, тогда найдется человек, который тебя ограбит, а порой появится и бандит, который будет действовать ножом» (Iuv. 3. 301–305). Богачу, возвращавшемуся в окружении целой свиты со множеством факелов, можно было грабителей не бояться; с бедняка им нечего было взять. И однако главная опасность угрожала именно ему, одинокому и беззащитному, если он, запоздав, возвращался домой в темноте со своим жалким фонарем, в котором чуть мерцала свеча. И не от грабителей и убийц. Ювенал очень живо изобразил, как толпа подвыпившей молодежи издевается далеко не безобидным образом над бедняком-прохожим (3. 288–301), и в данном случае вряд ли он, вопреки обыкновению, сильно преувеличивал. Такая забава была в духе того времени. Вот что рассказывает о Нероне Светоний: «Когда становилось темно, он надевал колпак отпущенника или крестьянскую шапку и начинал хождение по харчевням, слонялся по кварталам, и забавы его были опасными. Он нападал на прохожих, возвращавшихся с обеда, и если они сопротивлялись, наносил им раны и бросал в сточные канавы. Он разбивал лавки и грабил их» (Ner. 26. 1, ср. Tac. ann. XIII. 25). Знатная молодежь радостно следовала его примеру; составлялись целые шайки, занимавшиеся подобными же подвигами; «ночь в Риме проходила, как в городе, который взят приступом» (Tac. ann. XII. 25). Император Отон в молодости имел обыкновение ночью бродить по городу; встретив человека слабого или пьяного, он приказывал растянуть плащ и подкидывать на нем вверх несчастного (Suet. Otho, 2. 1). Толка от ночных патрулей было, видимо, не очень много, и префект «бодрствующих», обязанный всю ночь быть на ногах и сновать по городу, предпочитал искать записных злодеев и обходить их высокопоставленных подражателей.