Андрей Сахаров - Дипломатия Святослава

А теперь посмотрим, какие цели, согласно «Повести временных лет», ставило перед собой второе посольство Цимисхия к Святославу. Император через послов просил передать русскому князю: «,,Не ходи къ граду, возми дань, еже хощеши"; за маломъ бо бе не догаелъ Царяграда. И даша ему дань, имашеть же и за убьеныя, глаголя, яко «Род его возметь». Взя же и дары многы, и възратися в Переяславець с похвалою великою»44. В данном случае русская летопись дополняет сведения Льва Дьякона и объясняет почти годичную паузу в активных боевых действиях между руссами и греками тем, что империя вновь согласилась уплачивать дань Руси. Дальнейший ход военных операций русскому летописцу не известен. Он также неосведомлен о проходе греков через Балканы, о взятии Преславы, сражениях за Доростол. Сведения летописца вновь совпадают с известиями Льва Дьякона и других византийских хронистов лишь в опиши тяжелого положения русского войска на Дунае и начала мирных переговоров между воюющими сторонами, причем летописец убежден, что русские послы были посланы к императору в Доростол, хотя Лев Дьякон и другие византийские хронисты считали, что в Доростоле до конца держались русские и именно оттуда ушли на родину. Уже этот факт указывает на смутное представление русского летописца о событиях под Доростолом. Зато несравненно полнее выглядят сведения «Повести временных лет» о ходе переговоров с греками. В ней говорится о том, что на предложение Святослава о мире Иоанн Цимисхий откликнулся немедленно и с радостью, что находит подтверждение и в хронике Льва Дьякона. Причину стремления руссов к миру объясняют слова Святослава, обращенные им к дружине: «А Руска земля далеча, а печенези с нами ратьни, а кто ны поможеть? Но створимъ миръ со царемъ, се бо ны ся по дань яли, и то буди доволно намъ. Аще ли почнеть не управляли дани, да изнова из Руси, совкупивше вой множайша поидемъ Царюгороду»45. Вопрос о дани вновь выходит на первый план в русско-византийских переговорах, о чем умолчали византийские хронисты, правда, охарактеризовавшие договор, заключенный Святославом с Цимисхием, как соглашение, по которому руссы были приняты вновь в число «друзей» и «союзников» империи, что было возможно лишь в случае уплаты Византией «варварам» регулярной дани.

В «Повести временных лет» сообщается о ходе мирных переговоров с греками, в ней помещен текст договора Руси с Византией, которого не знали византийские хронисты.

Текст «Повести временных лет», посвященный делам Святослава, заканчивается сообщением о его возвращении на родину, зимовке на Белобережье и гибели на днепровских порогах под ударами печенеги.

Следует сказать и об оригинальных сведениях Устюжского летописного свода, который сохранил более Древнюю и полную редакцию Начального свода, чем «Повесть временных лет»46. Устюжский летописец, излагая канву уже знакомых нам событий, сообщает некоторые любопытные подробности. Так, рассказав о взятии Святославом Белой вежи, автор повторил версию Новгородской I летописи о том, что Святослав, одолев ясов и касогов, «приде в Киев»47, хотя в «Повести временных лет» нет указания на место возвращения князя, а в Новгородской I летописи отмечается, что к Киеву Святослав привел ясов и касогов.

Автор этой летописи убежден, что после первого похода на болгар Святослав сидел в Переяславце-Волынском «емля дань на грецах».

Устюжский летописный свод, рассказывая о втором походе в Болгарию, сообщает ряд дополнительных подробностей о взятии Святославом Переяславца: «И затворишася от него переславцы в городе. Потом же излезоша, нарядяся на сечу против Святослава, и одоляху болгаре переславцы, и к вечеру одоле Святослав, и взял копнем град. И рече: «Сей град мои», и казни в нем изменников смертию»48.

В иных летописных текстах и даже в записи В. Н. Татищева об этом эпизоде, сделанной, как можно предполагать, на основе не дошедшего до нас источника, переяславцы отождествляются с болгарами. В сведениях же Устюжского свода по этому вопросу имеются некоторые нюансы. С одной стороны, мы видим здесь «болгар-переяславцев», которые были разбиты в открытом бою; с другой - неких «изменников», которых Святослав предал смерти. Кто они? Те же болгары? А может быть, часть русского гарнизона, сдавшая город болгарам? Судить трудно. Но важно, что данный текст позволяет нам сопоставить факт казни изменников в Переяславце и репрессии против болгар, готовивших восстание против руссов в Доростоле, о чем поведали византийские хронисты. Такое сопоставление дает возможность более полно представить характер противоречий в болгарском обществе в период исследуемых событий.

В спорах о том, какой город взял Святослав во время второго похода - Великий Преслав или Переяславец на Дунае, то есть Малый Преслав, Устюжский летописный свод ясно говорит в пользу Малого Преслава, так как «изменники» могли быть только там, где власть руссов утвердилась ранее, как это было в Переяславце на Дунае. Во время первого похода до Великого Преслава (Преславы) руссы не дошли.

Наконец, важно обратить внимание и на слова Святослава «сей град мои», которые еще раз напоминают нам о стремлении русского князя прочно утвердиться именно Дунае, сделав Переяславец центром своего государства.

Устюжский летописный свод, так же как и другие летописные списки, рассказывает о посольских переговорах Святослава с греками и приводит новые сведения относительно второго посольства греков к руссам, в частности о самой процедуре переговоров.

Пропустив затем, как и остальные летописные своды, описание событий под Доростолом, Устюжский свод сообщает, что Святослав собрался идти в Русь, так как многие его воины были убиты, «а к Переяславцу не пошед»49

Сопоставление этих фактов с другими сведениями о Переяславце, сообщаемыми этим же сводом, а также с данными, приводимыми В. Н. Татищевым, помогает нам шире представить себе роль этого города в происходившей борьбе п показывает, что и на последнем ее этапе жители города сыграли определенную роль.

Вопрос о достоверности сведений византийских хронистов, об их соотношении, а также о достоверности известий «Повести временных лет» и других русских летописей и их соответствии данным греческих хроник давно уже стал предметом исторических исследований.

А. Чертков еще в середине XIX века первым попытался дать анализ известных ему источников: «Истории» Льва Дьякона, хроник Скилицы, Зонары, «Повести временных лет». Автор считал, что «История» Льва Дьякона это «главнейший и единственный источник» о войнах Святослава в 967–971 годах, русская же летопись содержит многочисленные умолчания и лакуны1. Давая в целом положительную оценку «Истории» Льва Дьякона, А. Чертков вместе с тем замечает и некоторые слабости этого источника. По его мнению, Лев Дьяков неточно излагает причину болгаро-византийского конфликта в 966 году, ограничиваясь лишь вопросом о дани, в то время как Скилица и Зонара указывают на антивизантийские действия болгар, их сговор с уграми, которые продвигались к границам Византии через болгарскую территорию2. Обходит Лев Дьякон вопрос о набегах руссов на Фракию, разорении ими Македонии3. Историк подвергает соглнению данные византийского хрониста о количестве русских войск4. Не знает Лев Дьякон и об участии печенегов в битве под Аркадиополем, о чем пишут Скилица и Зонара5, то есть в «Истории» нет сведений о полном составе антивизантийской коалиции того времени, организованной Святославом. Неизвестен Льву Дьякону и факт ухода Святослава в Киев, его новый поход на Болгарию.