Ричард Дейвенпорт-Хайнс - В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000

Немецкий писатель Карл Гуцков (1811-1878) увлекся хлоралом и стал, в конце концов, его жертвой. Выдающийся драматург, чей девятитомный роман «Ночь духа» (1580-1851) был ярким отображением прусского общества, сам олицетворял жестокое нервное напряжение того времени. Под воздействием хлорала, который он принимал против бессонницы, писатель стал крайне восприимчивым к окружающему миру, у него появилась мания преследования, а в 1865 году он предпринял неудавшуюся попытку самоубийства. Несмотря на то, что Гуцков продолжал работать, он страдал тревогой, которую пытался подавить, переезжая из одного немецкого города в другой. Он умер по нелепой случайности, когда в наркотическом ступоре опрокинул керосиновую лампу, находившуюся слишком близко к софе. Хотя от дыма он проснулся, но не успел выбежать из комнаты и задохнулся. По словам прусского врача и фармаколога Луи Левина (1850-1929), Гуцков принимал хлорал по назначению врача, но слишком большие дозы ускорили его умственную деградацию.

Хлорал разрушил жизнь поэта и художника Данте Габриэля Розетти (1828-1882), чья жена в 1862 году погибла от передозировки опийной настойки. Опечаленный вдовец, винивший во всем себя, несколько лет страдал бессонницей, но употреблял опиаты очень осторожно, как вспоминал его покровитель, сэр Холл Кейн (1853-1931).

«Затем он узнал о недавно открытом веществе – хлорале, – которому первое время, разумеется, приписывали все достоинства и ни одного недостатка, свойственного другим наркотикам. [Розетти] надеялся, что хлорал спасет его от страданий и бессонных ночей. Он немедленно приобрел его и принимал каждую ночь по десять гран. Хлорал вызывал у него полноценный и приятный сон. Розетти не скрывал своей привычки. Как и Кольридж, он с удовольствием обсуждал ее. Он слишком поздно узнал печальную правду о том, что этот ужасный наркотик на самом деле – злая сила, с которой он вынужден был бороться до последних дней. Это была битва одиночки, заранее обреченного на поражение».

Как и у Гуцкова семью годами ранее, у Розетти в 1872 году начался параноидный бред. Как и Гуцков, он пытался покончить жизнь самоубийством (с помощью опийной настойки). Однажды с согласия врача Розетти отправился с Кейном и медсестрой в поездку, чтобы лечиться покоем. Они путешествовали за опущенными шторами специального железнодорожного вагона. Когда два его спутника, утомленные мраком и духотой, заснули, Розетти тайком вытащил у Кейна флакон с хлоралом. Как только путешественники достигли места назначения, Розетти заявил, что идет спать, но вскоре Кейн, без стука открыв дверь купе, увидел, что его спутник пьет украденный хлорал. Реакцией художника был безжалостный смех, однако позже он извинился. Его покровитель провел всю ночь, «бесшумно вышагивая по коридору, прислушиваясь к звуку его дыхания и с ужасом думая, что оно может остановиться». Хотя он выпил достаточно, чтобы умертвить всю прислугу вместе взятую, в полдень Розетти проснулся свежим и в хорошем настроении, с аппетитом позавтракал, а затем осмотрел дом, где ему предстояло жить.

Похожим образом писатель, родившийся в Новом Орлеане, Марк-Адриан («Альберт») Дельпи (1849-1893), обманул своего друга, французского критика Луи Гандера (1855-1940). Они вместе ездили на лечение в Ниццу и сняли одну комнату на двоих, чтобы Гандер мог следить за своим приятелем. Однажды вечером Дельпи настоял, чтобы они пошли в театр, и Гандер согласился, несмотря на свои подозрения. В театре, пока у них проверяли билеты, Дельпи исчез. Гандер побежал в отель и обнаружил друга с фляжкой хлорала. Во время другой попытки лечения Дельпи, сославшись на усталость, рано лег спать. Чуть позже Гандер обнаружил его полностью одурманенным хлоралом. Моральная ответственность у таких компаньонов, как Гандер, была крайне тяжелой. Кейн, после мучительных и напрасных усилий в борьбе со смертельно опасным наркотиком, заболел. Когда здоровье Розетти ухудшилось, и ему разрешили принимать только один флакон на ночь, напряжение Кейна усилилось.

«Эффективность наркотика быстро сокращалась, и поскольку действие его заканчивалось к четырем часам утра, в свинцовых рассветных лучах Розетти приходил ко мне и умолял дать еще. Пусть те, кто никогда не знал Розетти – если они делают это из добрых побуждений – осуждают меня за то, что я, в конце концов, уступал его жалобным просьбам. Низкий, заклинающий голос, нотка боли, ощущение тела, жаждавшего отдыха, и ума, молящего о забвении – все это до сих пор со мной, как и человек, сидящий на краю моей постели и взывающий к моей жалости и моему прощению».

Французский химик Антуан-Жером Балар (1802-1876) получил амилнитрит – еще одно новое летучее вещество, менее разрушительное, чем хлорал. Вдыхание даже небольшой дозы ускоряло сердцебиение и разгоняло кровь, создавая ощущение пульсации в голове и бьющего через край возбуждения. После 1859 года его применение пропагандировал Уорд Ричардсон. Он полагал, что амилнитрит окажется полезным при лечении столбняка, в то время как физиолог Артур Гармджи (1841-1909) надеялся, что он поможет при заболеваниях холерой. В конце 60-х годов сэр Лодер Брантон (1844-1906) исследовал это вещество под руководством лейпцигского физиолога Карла Фридриха Вильгельма Людвига (1816-1895). Брантон установил, что когда амилнитрит вдыхает здоровый человек (прикладывает фиал к одной ноздре и закрывает пальцем вторую), то у него учащается пульс, расширяются кровеносные сосуды и падает давление. При стенокардии случается обратное, то есть, препарат расширяет сосуды, доставляющие кровь к сердцу. К новому веществу вскоре стали относиться благосклонно, поскольку он помогал оживлять новорожденных детей. В 1874 году отчет об амилнитрите опубликовал сэр Джеймс Крайтон-Браун (1840-1938), главный врач психиатрической больницы в Йоркшире. Некий английский сельский врач сообщил, что вдыхание амилнитрита имело «просто магический» эффект при снятии послеродовой боли. Он обнаружил также, что препарат дает очень хорошие результаты при тошноте во время беременности и сложных проявлениях дисменореи. Врач из Эвансвилля, штат Индиана, в 1880 году описал случай, когда женщина выпила столовую ложку амилнитрита. После введения рвотного средства ее вытошнило большим количеством жидкости с запахом амила. «Глаза ее остекленели и свободно вращались в глазницах», дыхание и пульс едва ощущались, тело стало чрезвычайно податливым, мягким и расслабленным, но она пришла в себя после побоев и чашки кофе с опиумом.

Амилнитрит стали связывать с невротическими заболеваниями. Френсис Ансти в 1870 году сообщил о случае стенокардии, который удалось снять с помощью амилнитрита. Его пациентом был весьма возбудимый джентльмен, страдавший бронхиальной астмой, лицевой невралгией и опасными приступами стенокардии. Во время приступа пациент «сделал глубокий и сильный вдох через одну ноздрю из флакона с препаратом. Через несколько секунд у него появилось характерное покраснение лица и ощущение наполненности в голове. Пациент немедленно перешел из состояния агонии в состояние абсолютного покоя. Антси подозревал, что стенокардия пациента имела исключительно невротическую природу, и препарат с его кратким, но мощным воздействием на чувства человека, очевидно, помогал при невротических заболеваниях. Форд Медокс Форд (1873-1939) построил сюжет своего романа «Хороший солдат» вокруг чрезвычайно возбудимой невесты, которая не хотела, чтобы муж узнал о том, что она уже не девственница. Во время первой брачной ночи она разыграла сердечный приступ, заявила, что у нее стенокардия, а затем не расставалась с флаконом амилнитрита, дабы показать, что у нее не хватит сил довести замужество до конца.