П. Люкимсон - Царь Соломон

Стало быть, и судьба, о которой складывается представление по ассоциации с hevel, суть провал, поражение. Это путь, о котором только то и известно, что он идет по нисходящей линии и неминуемо где-то должен оборваться. От такой судьбы у нас остается лишь одно реальное ощущение: она приближает нас к небытию. Пронизанная этим hevel Книга Кохелет есть монотония поражения». [157] Неер А. О книге Кохелет // Евреи и еврейство: Сборник историко-философских эссе. Иерусалим, 1991. С. 168-169.

Далее Неер напоминает, что hevel на иврите это еще и Эвель, библейский Авель, и показывает, какие значительные выводы следуют из этого созвучия.

Наконец, он переходит к заключительным словам «Соф давар аколь нишма» (12:15). Неер приводит пять различных переводов этой простой фразы, обычно сводящихся по смыслу к следующему: «Выслушаем же заключение всей книги…» Но любой мало-мальски знающий иврит человек переведет эти слова буквально как: «Конец дела (или слова – в иврите слово «давар» употребляется в обоих этих значениях. – П. Л.) все услышано». И это мгновенно все меняет!

«А если таково заключение книги, то оно как нельзя более соответствует введению, которое вне всякого сомнения представляет тему “Все – пар, дуновение”, начинающуюся со строфы 1:2 и затем без конца повторяющуюся, – пишет Неер дальше. – Выражения “аколь Эвель” и “аколь нишма” симметричны между собой, они служат рамкой книги, а ее содержание составляет рассуждение, которое начинается со “все – пар, дуновение” во введении и приводит ко “все услышано” в заключении.

…“Все есть Авель”, констатирует Кохелет. Даже Каин и Шет (Сиф) суть Авель. Однако если равнозначность между Каином и Авелем доказывается лишь конечным поражением Каина, то равнозначность между Шетом и Авелем устанавливается самим присутствием Шета в мире. Шет воплощает в себе то, что было услышано от Авеля. Голос детей Авеля взывал не тщетно. Бог его услышал. И Шетово человечество (единственное существующее в наши дни) все целиком, и в каждом отдельном человеке, в каждой отдельной частице своей судьбы представляет известную нам форму бытия исключительно потому, что Бог услышал. Все есть “услышано”». [158] Неер A. О книге Кохелет // Евреи и еврейство: Сборник историко-философских эссе. С. 178.

Разумеется, мудрецы Талмуда, определяя библейский канон, не могли не понимать всей «скользкости» книги «Коэлет». Как и в случае с «Песнью песней», по вопросу о том, включать «Коэлет» в Танах или не включать, разгорелись нешуточные дискуссии между двумя ведущими талмудическими школами – Гилеля и Шамая.

Мудрецы, принадлежащие школе Шамая, потребовали не больше и не меньше, как «похоронить» Книгу Екклесиаста, так как она выражает сомнение в справедливости Всевышнего. Школа Гилеля в целом отвергла это мнение, но любопытно, что рабби Акива, этот столп талмудической учености, тот самый, кто заявил, что вся «Песнь песней» – это «Святая святых», неожиданно занял в этом споре позицию школы Шамая и потребовал предать «Екклесиаста» забвению.

Решающая точка в этом споре была поставлена много позже, когда раввин Элазар бен Азария стал председателем синедриона в Явне вместо раввина Гамлиэля II. Именно он, обладая непререкаемым религиозным авторитетом, настоял на том, чтобы «Коэлет» был включен в корпус книг Танаха и определил его место там – между «Книгой Эйха» [159] В Ветхом Завете – Книга Плач Иеремии. и «Книгой Эстер» [160] В Ветхом Завете – Книга Есфирь. Решающим аргументом при этом послужило то, что «книга “Коэлет” начинается со слов Торы и завершается словами Торы», то есть никак не может считаться еретической. «Приходится порадоваться, – писал С. С. Аверинцев, – что они (мудрецы Талмуда. – П. Л.) все же включили ее в канон и тем спасли для нас одно из замечательных произведений мировой литературы». [161] Аверинцев С. С. Указ. соч. С. 297.

Но следует еще раз подчеркнуть, что еврейские мудрецы толковали текст «Проповедующего в собрании» совершенно иначе, чем это принято в кругу философов и филологов. Так же, как и в «Песне песней», они находили в каждом слове и каждом выражении этой книги тайный, эзотерический смысл, укрепляющий авторитет Соломона как величайшего мудреца и мистика своей эпохи.

Именно эта его репутация, согласно легенде, и привела к его двору царицу Савскую, о которой и пойдет речь в следующей главе этой книги.

Как ни трудно в это поверить, но весь рассказ о визите царицы Савской в Иерусалим и ее встрече с Соломоном умещается в Библии всего в пару десятков предложений. Ни в Третьей книге Царств, ни во Второй книге Паралипоменон не приводится даже ее имени. В тексте этих книг нет ни одной детали, описывающей ее внешность. Мы не знаем, была она низкой или высокой, худой или полной, красивой или не очень. Мы даже не знаем, существовала ли она вообще: историкам известны имена Савских царей лишь с VIII века до н. э., и все они до единого – мужчины.

И вместе с тем не только у евреев, но и у арабов, берберов и эфиопов существует необычайно большое множество легенд о царице Савской, о ее великой мудрости, ее путешествии в далекий Иерусалим и страстном романе с царем Соломоном. Несомненно, в этих легендах немало вымысла. Но вместе с тем, если бы они были одним сплошным вымыслом, столь далекие друг от друга и географически, и ментально народы не настаивали бы на их правдивости. Между тем жители Эфиопии, например, настолько уверены, что их цари ведут свой род от сына царицы Савской и царя Соломона Менелика, что в 1955 году в этой стране был принят закон «О необходимости сохранения и продолжения царской династии, происходящей от Менелика I, сына царицы Савской и царя Соломона».

Все это невольно наводит на мысль о том, что за рассказом Библии, Корана, за эфиопской и арабской версиями манускрипта «Кебра Нагаст» («Книга царей»), многочисленными сказками и легендами скрываются некие реальные события и что фигура царицы Савской – отнюдь не только плод народной фантазии. Но, для того чтобы прикоснуться через это наслоение мифов к реальной истории, хорошо бы для начала понять, где именно располагалось то самое Савское царство, которым правила эта великая царица.

Для Иосифа Флавия ответ на этот вопрос был, похоже, однозначен. «Когда же царствовавшая в то время над Египтом и Эфиопией и отличавшаяся особой мудростью и вообще выдающимися качествами царица узнала о доблести и необычайных умственных способностях Соломона, то желание лично познакомиться с тем, о котором она ежедневно слышала столько необычайного, всецело овладело ею» [162] Иосиф Флавий. Иудейские древности. С. 335. , – пишет Флавий в «Иудейских древностях».