Пол Стратерн - Медичи. Крестные отцы Ренессанса

Лишь на закате жизни Джованни ди Биччи начал понимать, что в мире есть нечто большее, чем банковское дело с его финансовыми рисками. Деньги можно обратить в нетленность искусства путем меценатства, и, своим чередом становясь меценатом, человек получает доступ к иному миру — миру вневременных ценностей, миру, который представляется свободным от коррупции, развратившей отцов церкви, от политиканства правителей и банкиров. Ну а Козимо предстояло приобщаться к этому иному миру с ранних лет. Гуманистом его сделало полученное образование, но в то же время он сохранил отцовскую проницательность, а уж Джованни позаботился о том, чтобы она послужила умножению его талантов банкира. Должно быть, Козимо обнаружил в этом смысле исключительные способности, иначе его осмотрительный отец ни за что не доверил бы ему присматривать за папой Иоанном XXIII в Констанце; для двадцатипятилетнего человека это была далеко не простая задача.

В Констанце Козимо представится возможность завести полезные знакомства в международном банковском мире, представители которого оказались там в это же время. Но главным в любом случае оставалось не сводить глаз с Иоанна XXIII. При этом Козимо все же упустил, кажется, момент, когда папа, переодевшись, бежал из города, а затем был захвачен в плен и помещен в Гейдельбергский замок. Известно, что вслед за ним Констанц, и тоже тайком, оставил Козимо, сумев при этом захватить с собой такую ценную вещь, как спорная митра.

Далее свидетельства расходятся. Согласно одной версии, Козимо направился непосредственно во Флоренцию, что подтверждается фактом его непродолжительного членства в синьории (в 1415-м, затем в 1417 году). С другой стороны, его современник утверждает, что после бегства из Констанца Козимо отправился в путешествие по Северной Европе, которое продолжалось не один год. В то время у Медичи было всего несколько корреспондентских пунктов в крупнейших финансовых центрах, таких как Женева, Лион и Авиньон, а полноценных отделений за пределами Италии и вовсе не имелось. Так что представляется вполне вероятным, что Джованни мог отправить Козимо в поездку по этим центрам на предмет проверки работы корреспондентов, а также изыскания возможностей дальнейшего расширения дела. Не исключено также, что Козимо посетил Брюгге во Фландрии. Как утверждает крупнейший знаток истории банка Медичи Раймон де Рувер, корреспондентский пункт банка был учрежден в Брюгге, а сразу следом за тем в Лондоне, примерно в 1416 году. Брюгге был, можно сказать, несущей опорой всей финансовой системы в Северной Европе; будучи центром торговли шерстью, он имел связи, простирающиеся через весь континент, от Англии до Италии. Связан он был и с востоком Европы — через Ганзейский союз, портовые города которого монополизировали торговлю на Балтике и севере Германии. Именно в Брюгге торговали в ту пору траттами; происходило это на маленькой площади, напротив постоялого двора, которым владела семья Ван дер Берсе, откуда происходит слово bourse — фондовая биржа. Во время своих путешествий Козимо, говорят, начал скупать редкие манускрипты, которые в один прекрасный день положат начало бесценному собранию книг. Судя по четким указаниям, которые он впоследствии давал в этой связи своим европейским представителям, Козимо ясно понимал перспективы этого широкого рынка. Скорее всего расхождения в свидетельствах объясняются тем, что Козимо сначала вернулся из Констанца во Флоренцию, а уж затем совершил несколько непродолжительных поездок по Северной Европе.

В начале 1416 года он был во Флоренции точно, ибо как раз тогда женился на племяннице отцовского партнера, юной даме, которую звали Контессина де Барди (забавно, но слово contessina, то есть «дочь графини», или «графинюшка», относилось в данном случае и к имени, и к титулу). По обычаям того времени, брак Козимо был устроен его отцом Джованни, и для Медичи это был значительный шаг вверх по иерархической лестнице. Барди — одна из старейших банкирских семей во Флоренции, потерпевшая крах во время финансового кризиса сороковых годов XIV века; она сохранила в немалой степени свой социальный статус, чего не скажешь о деньгах. Контессина де Барди принесла в приданое старый и несколько запущенный семейный дом, палаццо Барди, располагавшийся на южном берегу реки Арно. Сразу после женитьбы двадцатисемилетний Козимо начал перестраивать дворец, демонстративно украшая его снаружи символикой Медичи: щитом и palle, то есть шарами. Даже на этой ранней стадии простая символика, которой предстояло стать выражением силы и амбиций семьи Медичи, претерпела некоторые изменения. Изначально на щите было до двенадцати шаров. К тому времени как Козимо переехал в палаццо Барди, обычно изображались шесть. Но именно обычно — точное количество никогда не соблюдалось, меняясь от столетия к столетию, — могло быть пять, а могло и восемь.

Через два года Контессина родит Козимо, который почти наверняка был в то время в отъезде, сына и наследника Пьеро. А примерно еще через год Джованни назначит Козимо на важный пост постоянного управляющего римским отделением банка Медичи: хоть в то время Медичи уступили папские счета семейству Спини, римское отделение оставалось главным источником доходов, питавшим разнообразные финансовые начинания Медичи. Точных сведений «libro segreto» не дают, но представляется вероятным, что тут имели свои тайные счета — discrezione — несколько наиболее влиятельных кардиналов, а в целом римский филиал обеспечивал более пятидесяти процентов общих доходов банка.

Достоверным фактом является то, что в ту пору, когда Козимо служил в Риме (а провел он там в общей сложности три года), один из банковских клерков привел ему как-то юную рабыню с Кавказа, купленную на торгах в Венеции, со следующими характеристиками: «Двадцать один год, здоровая, девственница». Девушка была принята в штат слуг Козимо, он назвал ее Маддаленой. После нашествия Черной Смерти, когда слуг стало найти гораздо труднее, чем прежде, преуспевающие итальянцы стали нередко использовать рабский труд. В XV веке во Флоренции было примерно сто рабов, рассеянных по домам ведущих семейств; такое же количество имелось в других главных городах Италии. Рабы доставлялись из Леванта и с Черного моря торговцами из Генуи и Венеции; кавказцы и славяне ценились выше турок или татар, ибо работали прилежнее, ассимилировались быстрее и считались «в меньшей степени варварами». В основном это были юные девушки, которых использовали как домашнюю прислугу. Как правило, они делили с хозяевами трапезу, и вообще на них смотрели как на младших членов семьи, часто проживающих в доме всю свою жизнь. Разумеется, бывали случаи жестокого обращения, но это скорее исключение, нежели правило; а вот беременели рабыни нередко. Приписывалось это чаще всего любвеобильности хозяина дома, а в противном случае могли возникнуть крупные неприятности — либо для молодого сына, либо для шалопая-грума.