Ганс Дельбрюк - История военного искусства

Как вклад в критику средневековых рассказов мы добавляем здесь еще следующие детали из текста Ролофа: Генрих Кастильский со своими испанцами при преследовании неприятеля дал себя завлечь так далеко от поля сражения, что вернулся только тогда, когда Карл успел уже победить немцев. Тогда начался третий бой. Это расчленение битвы на отдельные акты, кажется, приспособлено к тому, чтобы объяснить победу меньшего по численности войска, но Ролоф, на основании критики источников и реальных соображений, доказал его баснословный характер. В мнимом третьем бою испанцы, будто бы, образовали плотно сомкнутую стену, так что французы никак не могли прорвать ее. Но Эрард Валери, в сущности главный герой легенды, нашел способ выйти из положения; он вместе с 30 рыцарями симулировал бегство, испанцы же, убежденные, что все французское войско обратилось в бегство, пустились их преследовать и этим расстроили свои ряды. И вот уже французы вступают с ними в единоборство, но напрасно: панцири испанцев непроницаемы для ударов. Но французы вплотную подвигаются к противникам, хватают их за руки и плечи, чтобы стащить с лошадей. Так как французы в своих легких кольчугах были проворнее испанцев, одетых в тяжелую броню, то они этого достигли. После жаркого боя испанцы были окончательно разбиты.

Для более или менее опытного глаза здесь сразу же обнаруживаются признаки военной легенды. Если бы легковооруженные так просто одолевали тяжеловооруженных, мы, пожалуй, слышали бы об этом чаще. Но Ролоф доказывает легендарность этого рассказа на основании первоисточников, устанавливая, что Примат рассказывает подобную же историю о сражении при Беневенте двумя годами раньше, с той только разницей, что здесь живую стену образуют не испанцы, а немцы. Непонятно, почему немцы при Беневенте должны были сражаться другим способом, чем при Тальякоццо. Андрей Венгерский, подробно рисующий нам несколько лет спустя то же сражение, ничего не знает о таких интересных подробностях. Происхождение этого рассказа явно: он всегда относится к тем, с кем французы вели самый жестокий или последний бой. Наиболее близкие к этим событиям старейшие итальянские источники ничего не знают о таких деталях. Легенда эта возникла только в хронологическом отдалении. Вернувшиеся домой рыцари, от которых Примат из Сен-Дени слышал свои истории, рассказывали ему басни о том, какие им пришлось употреблять усилия и хитрости, чтобы разъединить могучих воинов, которых они победили в Италии, и вступить с ними в рукопашный бой, причем настолько преувеличивали непроницаемость испанских лат, что тем самым в сущности лишали своих противников боевых качеств: ибо чего стоят противники, которых, в конце концов, можно взять голыми руками! Неужели опытные в бою испанцы не перерезали бы пальцы своими мечами и кинжалами тем, которые стали хватать их за руки и плечи и стаскивать с лошадей? Легковооруженные или невооруженные могут осилить рыцарей только тогда, когда несколько набрасываются на одного; тогда рыцарь бывает побежден не благодаря своему хорошему снаряжению, а несмотря на него. Это могло случиться и в сражении при Тальякоццо.

Если всмотреться пристальнее, то окажется, что воины, утрачивающие боеспособность из-за тяжелого снаряжения, наши очень давние знакомцы: чем же греки объясняли победу своего, якобы, численно слабейшего войска при Саламине? Финикияне, наиболее из всех народов сведущие в морском деле, построили, будто бы, такие большие и тяжелые суда, что не в состоянии были как следует управлять ими.

Если сравнить изложение хода битвы при Тальякоццо у Ролофа с традиционными, различающимися только в деталях рассказами, то это снова доказывает, как мало может дать критика документальная без критики реальной. Как гордится наша историография точностью методов, применяемых к средневековым источникам, - и при всей своей точности эта современная, вооруженная критикой дисциплина создавала до сих пор относительно Тальякоццо точно такие же сказочные представления, как и античная историография о Ксерксе или о кимврах и тевтонах.

ИТАЛЬЯНСКАЯ ПЕХОТА

Представление о том, что итальянские города создали настоящую пехоту и что последняя играла решающую роль в войне против Штауфенов, систематически защищает в своей диссертации Юлиус Рейнгардт Дитрих (Julius Reinhard Dietrich, Die Taktik in den Lombardenkriegen der Staufer, Marburg, 1892). Это исследование основано на тщательнейшем анализе источников и потому очень ценно, хотя основная его мысль, а следовательно, и отдельные выводы неприемлемы. Это, в сущности, своего рода полемическая работа против моих "Perser.- und Burgunderkriege" ("Персидские и бургундские войны"). Но противоречие между ними существует постольку, поскольку оно сводится только к фундаментальному недоразумению.

В "Perser.- und Burgunderkriege" я впервые выяснил полярную противоположность между тактическим организмом и войском, состоящим из одиночных бойцов. Дитрих оспаривает это противопоставление, "ибо, - говорит он (стр. 5), - единство воли многочисленного войска выражается хотя бы в том, что два воина для защиты от многочисленного или более сильного противника становятся плечом к плечу, или же в том, что многие становятся так близко друг к другу, что правая грудь одного закрывается щитом другого". Это правильно, но затемняет решающий момент. Речь идет не об абсолютной, но о полярной противоположности, это значит - отряд рыцарей и эскадрон кирасир очень сходны и все же в основном различны, так как в первом - низкая степень единства наряду с высокими личными качествами отдельных воинов, во втором - высокая степень единства и значительно более низкий уровень личной квалификации. Немыслим отряд рыцарей при отсутствии какого бы то ни было единства, какого бы то ни было руководства, в столь же немыслим эскадрон кирасир при полном отсутствии личной храбрости и опыта в пользовании оружием. Но, несомненно, в одном значительна преобладает один момент, в другом - другой. Эскадрон кирасир ни в коем случае, как изображает Дитрих, не есть результат рыцарского отряда, но нечто существенно отличное от него, поскольку приобретаются известные свойства, в то время как другие утрачиваются. Дитрих полемизирует со мной, как если бы я отрицал существование какой бы то ни было органической связи в рыцарских войсках и какой бы то ни было возможности руководства, как вообще руководства. Он совершенно правильно отмечает, что в средневековых войсках также было известное руководство, называет затем части и отряды в этих войсках тактическими единицами и, следовательно, теряет из виду специфический характер войска этой эпохи и отличие его от войск древности и нового времени. В источниках, естественно, встречается множество мест, которые звучат приблизительно так, как если бы в средневековых войсках дело обстояло так или почти так, как сейчас; но кто даст себя ввести в заблуждение и проглядит различия, тот упустит наиболее существенный момент. В сражении при Дорилэе, по Радульфу, Танкред и его брат Вильгельм, выйдя из оборонительного положения, пытались атакой прогнать турок с занятого ими господствовавшего над местностью холма. Боемунд, в чьих руках было главное командование, порицал это как безрассудную отвагу и хотел их удержать, ибо считал такие частные предприятия нарушающими общий порядок. Герман (стр. 17), а за ним также Дитрих (стр. 20) пожелали в этом усмотреть "признаки высокого самоотречения, требуемого также от самых знатных и храбрых", и делают отсюда вывод о субординации и дисциплине. Я хотел бы использовать этот эпизод как доказательство правильности выставленного мною тезиса. Неодобрительное суждение Боемунда, что частичная атака нарушает порядок целого, было, вероятно, высказано тысячу раз, но это еще не доказывает существования дисциплины, которая препятствовала бы такого рода действиям. Другое дело, если бы история о Боемунде и Танкреде имела то же продолжение, как и римская легенда о консуле Манлии и его сыне! Но нет: Танкред не обращает внимания на приказ, его Вильгельм пал на поле сражения, и Боемунд ограничивается своим теоретическим порицанием! Ничто не может с большей отчетливостью свидетельствовать о том, насколько чуждо было рыцарским войскам правильное понимание субординации и дисциплины.