Ганс Дельбрюк - История военного искусства

Средневековый воин был, как мы видели, квалифицированным солдатом; не только рыцарь, но и рядовой наемный солдат должен был отличаться ярко выраженной физической храбростью и телесной силой, чтобы быть пригодным на войне. То же требовалось и от ландскнехтов. Однако их действенность в основе своей зиждилась на их массе и сплоченности; эта сплоченность включала и отдельного человека, обладавшего первоначально недостаточными данными, воспитывала и превращала его общим всему целому духом в вполне пригодного воина. При той неуклюжей форме колонны, в которой велся бой, не требовалось трудных упражнений, длительного обучения, чтобы сделать из здорового, крепкого человека солдата. Достаточно было знать несколько приемов и получить простые навыки - сохранять свое место в строю. Раз были созданы кадры, нетрудно уже было набирать большие массы таких наемных солдат. Массы давали решительный исход делу. Тот, кто вел на штурм самые большие колонны, должен был победить. Средние века были еще слишком слабы экономически, чтобы выставлять в поле такие массы, да от них не было бы и прока без образования из них тактических единиц. Таким образом, экономико-политическая предпосылка этого нового явления в военном деле - образование больших государств: Французского национального королевства, объединения Арагонии и Кастилии, объединения Габсбургских и Бургундских владений через брак Максимилиана с дочерью и наследницей Карла Смелого. Как велики и богаты ресурсами ни были эти новые государственные образования, однако в своих войнах они стремились превзойти друг друга и поэтому не только доходили до пределов своих ресурсов, но и переступали через них, ибо, как мы видели, увеличить число солдат было нетрудно, и лишь большое их число открывало путь к победе. Естественную границу численности войск должны были указывать пределы финансовых ресурсов государей, ведущих войну. Но если противник выходил за эти пределы в расчете на то, что такое напряжение сил должно дать ему победу и что победа пополнит его дефицит по выплате жалования? Что тогда? Эта надежда с самого начала заставляла обе стороны выходить за пределы их ресурсов. Численность армий намного переросла нормальную численность средневековых войск не только в меру того, что теперь появились государи, которые могли их оплатить, но и гораздо выше того, что они могли оплатить. Ведь солдат можно было набрать достаточно за задаточные деньги и за посулы будущей оплаты. Что сдержать эти обещания едва ли удастся, знали наперед; даже в военных артикулах мы встречаем оговорку, что солдаты и при неаккуратной выплате им жалования не должны терять терпения и отказываться от дальнейшей службы. Фактически жалование очень часто и подолгу не выплачивалось. О стратегических последствиях этого недостатка мы еще будем говорить в дальнейшем. Здесь же речь идет о влиянии, которое он оказывал на внутренний характер института ландскнехтов. Несмотря на присягу, несмотря на наличие военных судов, старшин и профосов, внедрить в среду этих наемников действительную дисциплину было невозможно. Как могли они чувствовать себя связанными своей присягой, когда нанявший их военачальник не держал своих обещаний, которые он им дал?

Почти неразрывно связан с самим существом ландскнехтов военный бунт. Уже в 1490 г., когда они взяли Штулвейссенбург, они отказались продолжить кампанию из-за недоплаты Максимилианом им жалования, и это явление повторяется постоянно.

В 1516 г. ландскнехты взбунтовались под Миланом из-за того, что они получили меньшее жалование, чем швейцарцы. Максимилиан обратился к ним с речью, называя их "своими дорогими, верными, немецкими ландскнехтами", и, "...хотя его императорское величество и говорил такие и еще более прекрасные слова солдатам, все же они его не послушались", - говорит летописец.

То, что ландскнехту недоплачивали жалованием, он требовал, чтобы ему возместили добычей; как же мог начальник помешать ему в этом, раз он не имел возможности уплатить ему жалования? Последствием такого порядка было ужасающее опустошение страны и притеснение ее жителей там, где проходили войска. Совершенно неправильно представление, будто лишь позднейшее, выродившееся наемничество представляло подобные уродливые явления105. Неверно также, что только всякий сброд и преступники шли на призывный бой барабана вербовщика. Конечно, сбегалось много всякого негодного элемента, но масса состояла из сыновей бюргеров и крестьян, часто из хороших семей; патриции и рыцари служили среди них на двойном окладе жалования. Но сила, когда ей не ставит пределов другая сила, в данном случае - дисциплина, нередко слишком скоро чувствует за собою право совершать дикие насилия. Даже относительно рыцарей, которые воспитанием и обычаями своего сословия удерживались в известных границах, нам приходится слышать не раз об актах разбоя и жестокости. Пехотинцы были в отдельных случаях еще свирепее и страшнее благодаря своей массе. В городе, взятом штурмом, им все было дозволено, и все женщины были представлены на их произвол. Кульминационным пунктом было, когда захваченные в плен горожане и крестьяне систематически подвергались пыткам, чтобы заставить их указать предполагаемые скрытые сокровища или чтобы принудить родственников уплатить выкуп. Нередко даже в тех случаях, когда главнокомандующий заключал капитуляцию с осажденным городом и торжественно обещал неприкосновенность жизни и имущества, солдаты не хотели выпустить из рук добычи, грабили и бесчинствовали в сдавшемся городе, как будто он был взят штурмом; начальники не имели власти этому воспрепятствовать и наперед отказывались перечить этой дикой орде.

Хотя солдаты и обязывались присягой соблюдать артикул, предписывавший не сопротивляться профосу, когда он их будет арестовывать, и хотя у полковников и капитанов имелось по нескольку драбантов в качестве личных телохранителей, однако даже про таких полководцев, как Гонсало ди Кордова и Пескара, нам передают, что они не решались принимать мер против разбушевавшейся толпы, но приказывали хватать и вешать преступника ночью или же мстили впоследствии вожакам бунта.

Полковники и капитаны не могли оказывать воздействие на солдат своим моральным авторитетом, потому что прекрасно знали, как их офицеры не только сами были жадны до добычи, но и всячески старались обмануть своего нанимателя, содержа под знаменами меньше число солдат, чтобы положить в карман излишнее жалование. То же, вероятно, происходило и во время великого переселения народов и у арабов. В средние века, когда мы почти не слышим о численности войск и когда исход битвы решало качество бойцов, это зло не могло играть такой существенной роли. Но в наемных войсках XVI и