Ганс Дельбрюк - История военного искусства

Новая пехота, с новым огнестрельным оружием крупного и мелкого калибра в соединении со старой тяжелой и легкой конницей допускает возможность множества комбинаций с изменением условий местности, возможностей атаки и обороны; этих комбинаций средневековье не знало. Уж не вступаем ли мы в эпоху, когда полководец, как некогда Александр или Цезарь, прямо шел к намеченной цели, сокрушая на своем пути всякое сопротивление и не успокаиваясь до тех пор, пока не навяжет противнику свою волю?

Нет, дело обстоит не так. Уже в тех больших сражениях, к которым мы ближе присмотрелись, мы в заключение не раз отмечали, что победа разлеталась, как вспыхнувший фейерверк, не обусловливая существенных, длительных последствий. Всем этим сражениям присуще что-то удивительно случайное, неорганическое. Какую блестящую победу одержали французы при помощи ландскнехтов под Равенной (1512 г.), а не прошло и года, как они, не потерпев ни одного поражения, были вынуждены очистить Италию. Победа, имевшая самые крупные и длительные последствия, - победа имперцев при Павии, все же не была естественным, конечным плодом широко задуманного, хорошо проработанного стратегического плана, а являлась последним, крайним средством спасения в безнадежном, отчаянном положении; это отмечает сам Пескара: "Пошли мне Бог 100 лет войны и ни одного дня сражения, но здесь ничего другого не остается". Новые средства войны, повысив силу атаки, открыли и перед обороной новые возможности;

сверх того они заключали в себе известную слабость, которая могла внушить мнение о возможности и даже желательности одолеть неприятеля, не рискуя сражением. Огнестрельное оружие могло сделать непреодолимым какое-нибудь местное препятствие, а новые пехотные массы, именно благодаря своему массовому характеру, представляли нередко весьма незначительное орудие войны. Испокон веку численное превосходство являлось одним из важнейших факторов успеха. Однако в средние века оно не играло такой решающей роли, ибо все зависело от качества отдельного воина, а квалифицированных воинов можно было всегда получить лишь в ограниченном числе. Между тем швейцарцев и ландскнехтов, после того как они были сорганизованы, можно было легко численно наращивать массовым пополнением случайным сбродом, а теперь бой решался напором массы. Поэтому военачальники стремились заручиться массами не только в крайних пределах своих денежных средств, но и за этими пределами. Если и не имелось возможности заплатить наемным солдатам обусловленное жалование, все же можно было надеяться питать войну самой войной. Солдатам отводили добычу и предавали на разграбление целые города и области. Это отражалось крайне пагубным образом на самом ведении войны, а также на стратегии. То солдаты, не получая своего жалования, нетерпеливо требуют сражения, то наоборот, они отказываются идти в атаку, пока им не заплатят. Но прежде всего нам приходится постоянно наблюдать, как полководец рассчитывает на то, что если он выдержит, то неприятельское войско само распадется, так как противник не в состоянии дольше ему платить. Эта мысль настолько соблазнительна, что она легко может побудить полководца не воспользоваться даже весьма благоприятным случаем дать сражение, и вся кампания превращается в чисто маневренную войну. Этим способом король Франциск чуть-чуть не одержал победу под Павией; однако само отчаяние, овладевшее по этому поводу противником, побудило его отважиться на крайнюю меру: он его атаковал и победил, несмотря на столь крепкую его позицию.

Для этого рода стратегии я отчеканил некогда название стратегии измора или двухполюсной стратегии, т.е. такой, при которой полководец выбирает от момента к моменту - добиваться ли ему намеченной цели путем сражения, или же - маневра, так что его решения непрерывно колеблются между обоими полюсами маневра и сражения, склоняясь то к одному, то к другому.

Этой стратегии противопоставляется другая, которая направлена на то, чтобы атаковать неприятельские вооруженные силы, их сокрушить и подчинить побежденного воле победителя, - стратегия сокрушения. Нам еще придется подробно заняться этими двумя основными формами всякого стратегического действия. Вернемся теперь пока к Макиавелли.

Нередко мы встречаем у него тирады, провозглашающие принцип сокрушения неприятельских сил в открытом бою высшей целью военных действий. "Центр тяжести войны заключается в полевых сражениях; они составляют цель, ради которой создают армию". "Кто умеет искусно вступить в сражение с неприятелем, тому можно простить другие ошибки, допускаемые им в ведении войны". "Стиль стратегии римлян заключался прежде всего в том, что они вели, как говорят французы, войны кратко, но энергично (corte e grosso)". "Делать переходы, бить врага, становиться лагерем - вот три главные дела войны". "Не золото, как кричит вульгарное мнение, составляет нерв войны, а хорошие солдаты, ибо недостаточно золота для того, чтобы найти хороших солдат, а хорошие солдаты всегда найдут золото". "Когда выиграешь сражение, надо с возможной быстротой преследовать победу до конца".

Эти и подобные им изречения логика Макиавелли вывела из понятия войны, которое он расчленил. Однако военная практика его времени отнюдь не представляла этой картины, да и у теоретика древности, Вегеция, он нашел совершенно иные принципы. Он никак не мог уклониться от этого воздействия, поэтому-то мы и встречаем у него, в противоположность вышеприведенным тезисам, и такое изречение: "Хороший полководец лишь тогда дает сражение, когда его к тому принуждает необходимость или когда представляется благоприятный случай". Находим мы у него и такое рассуждение, что не следует доводить неприятельское войско до отчаяния, а следует строить для него золотые мосты. Или еще и такое замечание, что римляне после одержанной победы вели преследование не при помощи легионов, а легкими войсками и кавалерией, ибо преследующий в беспорядке легко может снова выпустить из рук победу. "Лучше, - говорит он, - победить неприятеля голодом, чем железом, ибо победа гораздо больше зависит от счастья, чем от храбрости".

Несмотря на огромные сражения, которые как раз произошли при жизни Макиавелли (Аньяделло, Равенна, Новара, Креаццо, Мариньяно, Бикокка, Павия) (Макиавелли умер в 1527 г.), вся эта эпоха живет под влиянием идеи стратегии измора.

В одном военном дидактическом стихотворении, поднесенном императору Максимилиану в его молодости137, говорится о сражении, что не следует стыдиться отойти на крепкую позицию, когда неприятель сильнее:

Не рискуй легкомысленно ни собой, ни своими людьми из-за честолюбия или гнева; Не забывай: что не случилось сегодня, может случиться завтра.