Ганс Дельбрюк - История военного искусства

Пистолет как усовершенствование и новое применение огнестрельного оружия вызвал, так же как перед тем пушки и аркебузы, глубокое отвращение современников. Де Ля Ну называл их чертовщиной, а Таванн сетовал на то, что бой сделался гораздо более смертоносным. Прежде сражались 3-4 часа и из 500 человек не было десяти убитых. Теперь за час времени все кончается39.

Несмотря на это, рейтарские эскадроны пистольеров не сразу заменили рыцарей с их вспомогательными воинами путем простого упразднения последних; оба метода боя долгое время боролись друг против друга на практике и в теории. Дело шло о двух антитезах, сплетенных одна с другою: с одной стороны, о бое глубокой колонны эскадронов против построения в одну развернутую шеренгу, с другой - борьбы пистолета против копья. Писатели часто называют их для краткости французским и немецким методом боя40.

В конце XVIII столетия распространился новый род всадников, вооруженных копьями, - уланы. Так как они носят основное оружие рыцарей - копье, то в них можно было бы видеть их потомков. Однако это не так. Они - польского происхождения. Ход событий привел к тому, что в течение нескольких поколений конница совершенно отказалась от пики и снова взялась за нее при совершенно изменившихся обстоятельствах.

Теперь просмотрим важнейшие отзывы о переходе от рыцарских методов боя к кавалерийским, с которыми мы встречаемся как у повествователей гугенотских войн, так и в военно-теоретических сочинениях. Их разнообразие и противоречивость оставляют в нас яркое впечатление того, как нерешительно, ощупью, специалисты бродят вокруг этого вопроса.

Первый выдающийся человек, писавший о проблеме конного боя того времени, был Гаспар де Со Таванн (1505 - 1573), еще сражавшийся под Павией с Франциском I в качестве его пажа, а в гугенотских войнах воевавший как маршал на стороне католиков. Сочинение "Школа истинного военачальника", изданное его племянником по устным сообщениям, а может быть, и по письменным заметкам маршала, почти ничего нам не дает. Значение имеют мемуары, составленные его сыном Жаном по отцовским записям; к сожалению, передавая ряд военных замечаний, перемежающихся с рассказом, он не указывает, что принадлежит его отцу, а что - ему лично. Так как отец умер в 1573 г., когда развитие шло полным ходом, то этот пробел особенно чувствителен.

Таванн сообщает, что рыцари заказывали себе все более и более тяжелые латы, чтобы защищать себя от пистолетных пуль. Но против тяжелых лат и копье бессильно: легкое разлетается в щепки, без всякого эффекта, а тяжелое - настолько опасно для его владельца, что он предпочтет его выпустить из рук, чем дать ему сломаться. Лишь на полном карьере, когда и лошадь и человек свежи и бодры, а грунт ровный, - копье дает желаемый эффект. Чрезмерно тяжелые латы делают того, кто их носит, неспособным к бою. Поэтому Таванн против копья и стоит за вооружение конницы пистолетами.

Согласно мемуарам, он первый в 1568 г. реформировал тактическое построение католической армии, организовал экскадроны пистольеров по примеру рейтаров и потребовал, чтобы жандармерия образовывала более крупные роты, чем до тех пор, - не в 30, а по 80-100 человек, - и вместо построения цепью приняла построение эскадронами. Лучшим эскадроном он признает эскадрон в 400 человек. Построение рейтаров представляет колонну в 1 500-2 000 лошадей, но ее победят 3 эскадрона по 400 лошадей в каждом. Слишком большая численность колонны порождает смятение, и до применения оружия доходит чересчур мало всадников. Рейтары строятся очень крупными колоннами, так как s их - простые мужики. Стоит прорваться сквозь первые две шеренги, и остальная масса уже не представляет опасности.41

"Первоначально, - говорит Таванн, - рейтары били французских жандармов благодаря своему построению эскадронами. Но как только последние переняли, в свою очередь, эскадронное построение, они стали побеждать рейтаров, атакуя их энергично в то время, как они караколировали"42.

Следовательно, Таванн является сторонником введения поэскадронного построения и пистолетов, но не караколе, требуя, чтобы атака вела к рукопашному бою и прорыву фронта неприятеля.

Тем не менее он признал копье излишним, и только его темперамент (sa vogue), как добавляет его племянник, заставил его допустить вооружение им одной шеренги на фронте и одного ряда на правом фланге.

Далее Тавани ставит вопрос, как лучше вступать в бой, приближаясь ли к неприятелю на рысях, или же выжидая его атаку стоя на месте.

Движение вперед, говорит он, придает и лошадям и людям больше порыва, но зато тем, кто не хочет вступать в свалку, оно дает большую возможность уклониться от нее. Поэтому лучше по крайней мере с молодыми или не вполне надежными солдатами ожидать неприятеля в стройном порядке или переходить на рысь и галоп, но не ранее как на расстоянии 20 шагов, ибо тогда трусы не смогут покинуть своего места, и капитаны их заставят быть храбрыми даже против их воли43.

Неоднократно и многоречиво возвращается Таванн к высказанному им предупреждению против атак быстрым аллюром, ибо тогда остаются в строю лишь немногие храбрецы.

Капитан, который проскачет 15 шагов, не обращая внимания на своих солдат, рискует тем, что он атакует противника в единственном числе и похоронит себя среди неприятелей. Трусы задерживают лошадей на расстоянии 6 шагов от неприятеля. Если же двигаться шагам или мелкой рысью, их ловкий маневр будет расстроен, и задание шеренга будут на них напирать и подгонять вперед. Кто атакует на галопе - вступит в бой с немногими расстроенными солдатами; поэтому - продвигаться медленно, часто останавливаться - капитаны на фронте или на углах эскадрона окликают по имени своих солдат, вахмистры позади - подгоняют трусов (frappant les couards). Кто может положиться на своих людей, пусть переходит в галоп на расстоянии 15 шагов от неприятеля. Тот, кто атакует медленным аллюром и переходит на крупную рысь или короткий галоп лишь в 10 шагах от противника, ударит на него не один.

Как антитезу так наглядно изображенных Таванном преимуществ атаки плотно сомкнутым эскадроном передадим эпизод из сражения при Бикокке, который сообщает нам Рейснер в своем жизнеописании Фрундсберга; на нем мы убедимся, что Таванн вовсе не преувеличивал. "Один французский кирасир прорвался, уже после окончания боя, в колонну, которой командовал Фрундсберг, вплоть до третьей шеренги, и, когда ландскнехты направили на него свои пики и хотели его заколоть, Фрундсберг закричал: "дайте ему жить". Когда через переводчика спросили у француза, почему он с такой дерзостью въехал в их ряды, он им отвечал, что он дворянин и что их было 70 человек, которые все поклялись погибнуть с ним, но отомстить за поражение. Он ни минуты не сомневался, что остальные шли и поспевали за ним".