Ганс Дельбрюк - История военного искусства

В своем введении к "Истории Семилетней войны" Фридрих пишет, что порою нужда заставляла его искать решения в сражении. Теодор Бернгарди учит наоборот: он утверждает, что нужда заставила короля отказаться от сражений. Можно ли встретить что-либо более курьезное, как то, что столетие спустя стратегию Фридриха в прусском Генеральном штабе уже не понимали и что приступили к изданию обширного, основанного на первоисточниках труда о его войнах, - причем когда работа по составлению этого сочинения уже значительно продвинулась, когда уже было выпущено много томов, пришли к открытию, что в основу положена ложная точка зрения? Как это ни курьезно, однако это - не только факт, но и явление не столь уж противоестественное. Между историческим анализом и практикой какого-либо искусства такое расхождение легко возникает.

Ведь историческое углубление, как оно ни ценно для практика, имеет и свои опасные стороны, ибо оно выявляет нечто, обладающее лишь относительной ценностью, многое такое, что практик превращает и должен превращать в абсолютный закон, чтобы требовать для действия полной уверенности и твердости взглядов. Лишь очень сильные умы способны совмещать и то и другое; и я закончу эту главу рассказом о том, как фельдмаршал Блументаль, несомненно принадлежавший к самым решительным сторонникам стратегии сокрушения (ведь в 1870 г. он настаивал на том, чтобы одновременно с блокадой Парижа было поведено обширное наступление внутрь Франции), однажды высказал мне свое согласие с моей концепцией стратегии Фридриха; при этом он добавил, что, может быть, настанет время, когда к ней снова вернутся.

К ИСТОРИИ СТРАТЕГИЧЕСКОЙ ДИСКУССИИ

Открытием того факта, что существуют две различные основные формы стратегии, мы в действительности обязаны Клаузевицу.

Это открытие находится в написанном им в 1827 г., следовательно, не слишком задолго до его смерти, "сообщении" (Nachricht), предпосланном им его труду "О войне", а также в некоторых намеках в седьмой книге этого сочинения; проработку которого он сам не считал еще законченною. Так как Клаузевиц не успел, как он намеревался, переработать свое сочинение под углом зрения существования двойственного вида войны и так как он не нашел себе непосредственного преемника, который развил бы далее ход его мысли, ни в рядах армии, ни среди ученых, то открытие им двойственного хода войны оказалось утраченным уже в следующем поколении, и составилось представление, будто существует только один истинный способ ведения войны и что отклонения, с которыми мы встречаемся а военной истории, надо рассматривать не как явления, вызванные и обоснованные историческими условиями, а как нечто, вытекающее из недостатка понимания, как заблуждение, как доктринерский предрассудок. Когда предварительные изыскания в биографии Гнейзенау привели меня к этой проблеме, я скоро убедился в ошибочности этой точки зрения, и мне нетрудно было, исследуя исторический облик Клаузевица как философа войны, построить при помощи наличных исторических фактов ряд соображений в том направлении, как это несомненно сам Клаузевиц имел в виду187. Не как новое открытие, и не с мыслью, что я этим сообщаю что-нибудь неизвестное современному мне поколению, а лишь полагая, что я повторяю всем известную историческую истину, я высказывал эту мысль в одной рецензии в 1873 г., упрекая автора в неведении этой истины.

Однако моя концепция была отвергнута; первым выступил против меня Кольмар фон дер Гольц, впоследствии - генерал-фельдмаршал, причем выяснилось, что 2 нахожусь в таком грубом противоречии с господствующим мнением, что меня даже не понимают. По поводу этой проблемы возникла целая литература, но главная борьба, которую мне пришлось выдержать, заключалась не столько в защите моей концепции, сколько в отражении целого ряда неискоренимых недоразумений. В центре спора, естественно, была стратегия Фридриха Великого, о котором составилось представление, что на него следует смотреть как на предтечу Наполеона в отношении открытия истинных принципов стратегии, между тем как я его изображал как представителя стратегии измора, который велик не открытием новых принципов, но силой своего характера и величием своей личности. Непонимание того, что я хотел сказать, зашло так далеко, что один видный военный писатель, генерал фон Богуславский, совершенно чистосердечно цитировал в своей рецензии "без всякого сражения" там, где у меня написано "при помощи сражения". Особенно же не хотели мне поверить, что моя концепция является и должна являться реабилитацией Фридриха; в ней видели злостное желание "ощипать лавровый венок великого короля". Раздраженный таким обидным непониманием, я взялся за оружие пародии и доказал в "Стратегии Перикла", что если исходить из принципов стратегии сокрушения, то, якобы, великий полководец Фридрих окажется стратегическим путаником, в результате чего мне пришлось пережить тяжелую минуту, когда прусскому министру народного просвещения в верхней палате был брошен укор, что он сделал профессором человека, обозвавшего Фридриха Великого стратегическим путаником.

Корнем всех недоразумений являлся термин "стратегия измора". Я отчеканил эту формулировку как антитезу к термину Клаузевица "стратегия сокрушения", но должен сознаться, что это выражение отличается тем недостатком, что оно порождает неправильное представление о чистой маневренной стратегии. Но до сих пор мне не удалось подыскать более удачного выражения, ибо выражение "двухполюсная стратегия", которым я тогда стал пользоваться во избежание этого неправильного понимания, во многих отношениях является спорным и не получило права гражданства.

Долгое время я находился в полном одиночестве с моей концепцией. Корифеи исторической науки того времени - Дройзен, Зибель и Трейчке - были заодно с фельдмаршалом Мольтке и историческим отделением Большого Генерального штаба, которое приступило с 1890 г. к изданию широко задуманного, построенного на первоисточниках труда "Войны Фридриха Великого", и отвергли мой взгляд, а тот ученый, которому приписывали наиболее глубокое понимание военного дела, написал двухтомное сочинение "Фридрих Великий как полководец" ("Fridrich der Grosse als Feldherr", 1881 г.) в опровержение моих взглядов, на которые смотрели, как на ересь и притом, по неоднократно высказанному "Крестовой газетой" мнению, как на опасную и вредную ересь. В "Preussische Jab'techer" Альфред Дове категорически присоединился к мнению Бернгарди.

Иэнс в третьем томе своей "Geschichte der Kriegswissenschaften", 1891 г., проводил в общем тот же взгляд на стратегию Фридриха Великого, как и я; он категорически отвергал представление Теодора фон Бернгарди, будто Фридрих имел иную, более глубокую концепцию о существе стратегии, и особенно о сражении, и установил (стр. 2029), что король сделался великим не благодаря своей стратегической теории, а вопреки ей; он не мог окончательно освободиться от традиционных пережитков и заключил компромисс между этими доктринами и своим темпераментом. Связь между политико-социальными условиями старой монархии, структурой армии и стратегией он рисует совершенно так же, как и я. Разница между ними заключается лишь в том, что Иэнс порою подбирает для короля слишком невыгодные для него выражения, выводит из неосуществимых планов периода второй Силезской войны такие заключения, которые я признаю необоснованными, а потому считает начало Семилетней войны не кульминационным пунктом Фридриха, а уже моментом отказа его от себя самого (стр. 2027).