Ганс Дельбрюк - История военного искусства

Ошибка, которую делает Гинце в своем исследовании, заключена в его фразе: "Король отдает предпочтение широким проектам стратегии сокрушения перед мелочными планами стратегии измора". Это сопоставление доказывает, что автор неправильно разумеет оба понятия - "стратегия сокрушения" и "стратегия измора". Что Фридрих отдавал предпочтение широким проектам перед мелочными планами - известно всем, и этого он держался всю жизнь. "При исполнении, - говорил он, - планы и без того съеживаются, а когда удается осуществить действительно больший план, то тогда - дело выиграно". Но разве из-за этого широкие планы непременно являются стратегией сокрушения? Разве и в стратегии измора не бывает также широких проектов? Если широкие планы делают полководца стратегом сокрушения, то и Густав Адольф, и Мальборо, и Евгений были стратегами сокрушения; поход Густава Адольфа до самого Мюнхена, поход Мальборо из Нидерландов к Дунаю в 1704 г. (сражение при Гохштедте), поход Евгения от Эча, вдоль южного берега По до Турции в 1706 г. не менее широко задуманы, чем что-либо когда бы то ни было предпринятое Фридрихом. Следовательно, если решающим моментом является широкий размах, то различие между сокрушением и измором не что иное, как различие между великим и ничтожным полководцем. Лишь тот исследователь правильно понял это различие, кто осознал, что задача стратега измора не менее значительна, а по своей двухсторонности - порою субъективно труднее, чем задача стратега сокрушения. Следовательно, различие не лежит в большей или меньшей широте замысла.

Для того чтобы убедиться, принадлежат ли цитированные Гинце "широкие проекты" Фридриха к стратегии сокрушения, нам следует проверить их по существу. Гинце говорит, что король рекомендовал в своем завещании "предпринять наступательные действия, целью которых была бы неприятельская столица". Это звучит как сокрушение. Но вот в следующей фразе говорится лишь об отправке "летучих отрядов до окрестностей Вены". Ясно, что о "сокрушении" уже не может быть и речи. Не говоря уже о том, что Вена расположена на южном берегу Дуная, что даже не армия, а только летучие отряды должны были приблизиться к Вене, что, следовательно, о действительной угрозе столице не было и речи, надо иметь в виду и то, что в этом самом политическом завещании указаны те пространно изложенные соображения, по которым король не советует давать сражения не только в гористых местностях, но даже и на равнине. Следовательно, король желает продвинуться к окрестностям Вены, но не давать сражения55. Если кампания на сокрушение такова, то, очевидно, мы под словом "сокрушение" разумеем совершенно разные вещи. Для применения понятия "сокрушение" в моем смысле надлежало бы, чтобы Фридрих написал: "Мы не довольствуемся угрозой Вене, но переправляемся через Дунай и берем ее; австрийскую армию, которая пытается прикрывать столицу, мы атакуем и разбиваем".

Что план Фридриха - одолеть Австрию при помощи Операции, направленной против Вены через Моравию, принадлежит к категории правильно понятой стратегии измора, косвенно доказывает то, что, по примеру Ноде и Козера, Гинце называет его стратегической "идеей-нормой" Фридриха. Можно возражать против этого обозначения, но ясно, что "идея-норма" могла возникнуть и развиться лишь на почве стратегии измора. Объект, который стратегия сокрушения всегда имеет в виду, - это армия противника: ее надо разыскать и разбить. Поэтому тот, кто составляет план стратегии сокрушения, задается прежде всего вопросом: где приблизительно находится неприятельская армия? У Фридриха же вопрос - географический: которая из двух провинций представляет наиболее благоприятные и выгодные условия для вторжения и ведения войны? "Идея-норма" у Фридриха заключается в том, что он уяснил, что вторжение в Моравию представляет известные преимущества перед вторжением в Богемию. Для такого простого обыденного соображения нельзя чеканить столь многозначительное название, как "идея-норма"; последнее звучит, словно за ним кроется нечто большее, чем то, что оно действительно содержит. Да к тому же Фридрих гораздо чаще вторгался в Богемию, чем в Моравию56.

Заглянем и мы теперь в подлинный текст того пассажа в "Политическом завещании", который Гинце кладет в основание своих рассуждений. Приводим его дословно.

"Всякий раз как нам придется обнажить мечи один против другого, надо всегда начинать с того, чтобы оккупировать Саксонию, а оттуда направить корпус в Богемию вдоль Эльбы. В Силезии надо иметь еще большую армию, которая, оставив отряды в Ландсхуте и в Глацском графстве, проникла бы в Моравию со стороны Гульчина. Если у нас будут союзники, которые будут действовать в согласии с нами, мы сможем отбросить австрийцев во вторую кампанию за Дунай. Желательно было бы, чтобы турки одновременно действовали в Венгрии или чтобы экспедиционный корпус русских в 30 000 человек вторгся до Дуная, между Прессбургом и Буда-Пештом. Этим способом можно было бы овладеть Богемией, дабы затем обменять ее на курфюршество, более близкое к нашим границам".

Таким образом, хотя король и исходит из предположения союза с русскими и турками, он думает проникнуть до Дуная, - но лишь во вторую кампанию. И это называется стратегией сокрушения? В этом отношении Мольтке в июле 1866 г. преподал нам несколько другой урок. Он не повел одну часть армии в Богемию, а другую - в Моравию, но постарался при первой возможности соединить все части для решительного сражения, и не довел пруссаков первый год до Дуная, чтобы затем развести их на зимние квартиры и продолжать войну в следующем году: он поставил все на карту, чтобы одним духом продолжать войну до тех пор, пока противник не примет наших условий мира. Вот какова действительная стратегия сокрушения!

Правильнее, чем Гинце, на мой взгляд, судит Иэнс, который о плане, разработанном королем почти тожественно в 1775 и 1778 гг., говорит (Jahns. Geschichte der Kriegswissenschaften III, 2015), что эти планы, собственно говоря, сводятся к простым демонстрациям.

Нельзя не удивляться тому, что Фридрих мог воображать, что ему удастся таким ведением войны вынудить у дома Габсбургов уступку Богемии, с тем, чтобы потом обменять ее на Саксонию. Но не менее удивительно и то, что Гинце держится того представления, будто Фридрих задумал политически, как оборонительную, - такую войну, при которой на стороне Пруссии были бы Турция и Россия и которая в результате должна была принести ему Саксонию.

В этом, правда, нет прямого противоречия, а все же это растягивает физиономию Фридриха в противоположные стороны, когда он одновременно должен играть роль безобидного политика, ведущего одни лишь оборонительные войны, и роль фантастического стратега, который берется со своими крайне ограниченными средствами сокрушить чрезвычайно могучего противника.