Георгий Курбатов - Христианство: Античность, Византия, Древняя Русь

К концу века население Римской империи сократилось не менее чем на четверть. Пустовали огромные массивы заброшенных земель, города находились в упадке, их знать обеднела и не могла поддерживать непрерывно возраставшее число неимущих. По подсчетам некоторых исследователей, «уровень жизни», благосостояния понизился вдвое по сравнению со II столетием. Приблизительно на столько же сократился внутренний обмен. Быстро росло крупное землевладение за счет земель городов и городской знати и разорявшегося свободного крестьянства. Усиливалась натурализация хозяйства.

Вторая половина III века — эпоха начала массового распространения христианства и глубокого кризиса язычества. Считают, что в начале IV века христиане составляли уже более 10 процентов населения империи. Ничтожная по масштабам Римской империи и ее удельному весу в духовной общественной жизни страны еще во II веке, секта стала весомой и реальной силой столетие спустя [33] См.: Свенцицкая И. С. От общины к церкви. М., 1985, с. 213. .

Античное общество напрягало последние силы, чтобы продлить свое существование. Было смягчено рабство, но одновременно широко открыты пути для закабаления и превращения в зависимых массы ранее свободных лиц. Резко возрос налоговый гнет. Пытаясь стабилизировать положение, законсервировать существующую структуру общества, государство встало на путь прикрепления каждого к своим занятиям. Земледельцев — к земле, ремесленников — к своим профессиям, бедневшую муниципальную знать — к своим городским обязанностям.

Реформы конца III — начала IV века оформляли рождение Поздней Римской империи, последней формы античной государственности — домината. Империя превращалась в централизованную бюрократическо-военную монархию с неограниченной властью императора-доминуса. Был резко усилен аппарат прямого административного управления, число провинций удвоено их делением. Вдвое увеличена армия, разделенная теперь на пограничную, для постоянной обороны границ, и мобильную, расквартированную внутри страны, для ведения длительных военных действий и подавления недовольства населения.

Нестабильность существования, гнет и притеснения создавали объективную основу дальнейшего распространения христианства. Как писал один из современников, только «сильные люди» могли благополучно жить в обществе того времени.

Духовные потребности все возраставшей части населения уже не удовлетворяли старые языческие культы, холодные и официозные, в высшей степени политические, служившие средством сплочения вокруг полиса, государства. Сами по себе они были всего лишь внешним выражением той системы ценностей, которые связывали человека с гражданской общиной, коллективом и ранее гарантировали его относительно благополучное существование. Как на земле слабый искал себе индивидуального «сильного» покровителя — патрона, так росла вера в христианского бога — небесного патрона, спасителя и утешителя. В конце III века императоры еще пытались добиться сплочения населения вокруг государственных языческих культов, но приверженность к ним падала. Народ уже не верил в силу и авторитет римской государственности, официальный культ. Изменить положение мог только обожествленный спаситель. Поэтому императоры все чаще стали претендовать не только на персональную связь с их личными богами-покровителями, но и на собственную божественность. Диоклетиан (284–305) был, по существу, последним римским императором, которому еще удалось временно упрочить общественно-политическое единство империи на основе языческого культа. Гонения на христиан при нем приобрели особенно энергичные размеры не только потому, что число их многократно умножилось и они стали значительно сильнее, но и потому, что христианство и церковь того времени были враждебны государству, являлись реальным препятствием на пути к упрочению внутреннего единства. Диоклетиан беспощадно преследовал тех, кто не принимал предписанного культа. В этот период христианство еще не было однородным. Непрерывно умножалось число направлений и течений. Ряды христиан стали интенсивно пополняться имущими. Из сообщества всеобщего братства христиан церковь все более отчетливо стала превращаться в организацию, возглавлявшуюся избранными и имущими. Увеличивалась дистанция между «посвященными» и «непосвященными». Росла духовная власть ее локальных глав — епископов: «кто не с епископом, тот вне церкви». Постепенно начинали вырисовываться очертания будущей единой общеимперской ее организации. В жизни и деятельности церкви все большую роль начали играть соборы — съезды духовенства, на которых решались спорные вопросы учения, церковной практики и обрядности. В церковной проповеди глуше и глуше звучало осуждение богатства.

Однако в массах продолжали жить раннехристианские идеалы. Они упрочивались контактами с восточными дуалистическими учениями, резко противопоставлявшими силы добра и зла, царство бога и мир сатаны. К числу последних нужно в первую очередь отнести распространившееся с середины III века на Востоке манихейство, оказавшее огромное влияние на последующее развитие народных ересей.

С массовым распространением христианства проблемы единства церкви обретали особое значение. Церковь не только выработала на собственной практике, но и усвоила идеи римской государственной практики конца III — начала IV века и в значительно больших, чем было свойственно последней, размерах стала рассматривать разномыслие как прямое предательство. Античное язычество не знало той остроты и беспощадности внутренних конфликтов, какими отличалось христианство. Подлинное его состояние к началу IV столетия было старательно фальсифицировано последующей христианской историографией. После окончательной победы христианства ортодоксальное направление уже не могло признать, что его предтечи пришли к началу решительной борьбы достаточно слабыми. Тогда бы отчетливей выступила подлинная роль государства, что было не особенно выгодно церкви.

Новейшие исследования житийной литературы обнаруживают, что немалое количество христианских мучеников, позднее причисленных к лику ортодоксальных святых, в конце III — начале IV века, в действительности принадлежало не к официально победившему христианству, а к признанным затем еретическим течениям, продолжавшим традиции раннего христианства. Таким образом, и внутренний конфликт в церкви нарастал.

По-видимому, правы те исследователи, которые считают, что и сама христианская церковь в начале IV века в не меньшей, а, может быть, в большей степени нуждалась в союзе с государством [34] См.: Свенцицкая И. С. От общины к церкви, с. 213. . Это отчетливо видно и по той ожесточенной борьбе направлений в христианстве, которая развернулась сразу же после признания его законной религией.