Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый

В ходе второй беседы с Баллином Кассель обвинил во всем либералов: они увлеклись социальными проблемами и забыли о флоте. Отсюда — и агрессивность в отношении Германии. Он предложил продолжить диалог. Вильгельм запросил совета у Тирпица; тот выразил мнение, что момент подходящий: Британия отстает в техническом и ресурсном отношении. Бетману было дано добро на переговоры. Идея канцлера заключалась в том, чтобы использовать наличие германского флота в качестве козыря для достижения уступок с английской стороны с целью вырвать Британию из франко-русского союза.

Назначение Бетмана принесло с собой некоторые изменения в Кабинете министров. Министерство религии и образования возглавил Август фон Тротт цу Зольц, протеже нового канцлера. Выбор оказался удачным. Именно Тротту (вместе с Фридрихом Альтхофом) пришла в голову идея отметить столетие Берлинского университета созданием «немецкого Оксфорда» в пригороде столицы Далеме. «Общество кайзера Вильгельма», как стало называться это учреждение, превратилось в научное заведение высшей пробы с отделениями биохимии, физической химии, биологии, антропологии, физики клетки и твердого тела.

Обычный «медовый месяц», который кайзер переживал с каждым новым канцлером, проходил на сей раз в почти идиллической атмосфере. На очередных ежегодных маневрах появились, помимо старого приятеля Лонсдейла, новые лица: генерал Брюс Гамильтон и Уинстон Черчилль. В январе Вильгельм устроил нечто вроде международного инцидента: он шлепнул «этого длинноносого Фердинанда I Кобургского» по заднему месту (в буквальном смысле). Разгневанный таким обращением монарх немедленно покинул Германию; в результате новые заказы на вооружение для болгарской армии получил не Крупп, а французская фирма.

Германия продолжала развиваться невиданными темпами. За первые 10 лет XX века население страны выросло на треть по сравнению с 1870 годом — появилось 866 тысяч новорожденных. Производство угля выросло на 218,1 % (в Соединенном королевстве — на 72 %), стали — на 1335 %, а в Великобритании на 154 %. В металлургии главный конкурент Германии отстал от нее на 50 %. Впрочем, по производству стали Англию обогнали и другие страны — США, Франция, Россия. Германия активно вывозила капитал: доля ее инвестиций во французские рудники и металлургические заводы достигала 10–15 % от их общего капитала, Антверпен уже называли «наполовину немецким» городом. Неудивительно, что в стране начали толковать о необходимости «жизненного пространства». Население в Великобритании тоже возросло: за период 1870–1910 годов с 26 до 40 миллионов, но у подданных британской короны была своя империя, над которой никогда не заходило солнце.

6 мая 1910 года король Англии Эдуард VII, «апостол окружения», как называл его немецкий племянник, отошел в мир иной. Вновь, как и по случаю кончины бабки, королевы Виктории, Вильгельм бросил все и поспешил в Лондон. Снова — торжественная встреча на вокзале. 19 мая кайзер присутствует в Вестминстерском дворце на панихиде по своему не особенно любимому дядюшке. «Почетный караул — кавалеристы, солдаты линейных полков, индийских и прочих колониальных частей, все в траурных позах: склоненные головы, руки сжимают приклады винтовок и эфесы сабель…» — это произвело на Вильгельма самое сильное впечатление. Он стоял у гроба, держа за руку наследника престола, Георга. Его внимание привлекла игра света, отражающегося в драгоценных камнях, которыми был усыпан гроб, четкий шаг воинских колонн, отдающих последние почести покойному. «Что-то средневековое, глубоко трогательное было в этой сцене», — пишет он в своих мемуарах. Два фельдмаршала — Коннаут и Вильгельм II, оба верхом по обе стороны от катафалка, сопровождали траурную процессию до королевской усыпальницы. Вильгельма поразил тот факт, что кузен Джорджи имеет звание всего лишь генерал-лейтенанта. Все было очень достойно. Женщины плакали. Во время пребывания в Лондоне кайзер получил возможность обменяться мнениями с Касселем и президентом США Рузвельтом.

В письме Бетману, отправленном из Вестминстера, Вильгельм поделился смешанными чувствами, которые вызвали в нем воспоминания о тех же самых старых комнатах, «где я играл ребенком, где переживал дни моей юности, где, наконец, будучи уже взрослым мужчиной, правителем моей страны, пользовался гостеприимством Ее Величества, покойной Великой Королевы. Я вдруг почувствовал себя как дома — трудно себе даже представить такое, имея в виду политические события последних лет. И все-таки я горд тем, что могу называть это место моей второй родиной, а себя — членом ее королевской семьи». «Трижды ура германскому императору!» — ревела толпа на улицах Лондона. Вильгельм счел это хорошим предзнаменованием.

Смерть Эдуарда открыла шанс на пересмотр германо-британских отношений. При жизни короля надежд на урегулирование не было, во многом из-за личного антагонизма монархов. Берти опускался до язвительных замечаний по поводу физических недостатков Вильгельма, о чем тот, по-видимому, знал. Высмеивая страсть Вильгельма к путешествиям и визитам, он как-то упускал из виду, что сам не чужд такому времяпрепровождению. Вильгельм не оставался в долгу: своего дядюшку он называл не иначе, как «сатаной». Его эпитафия покойному проникнута желчью: «Европейскую сцену неожиданно покинула выдающаяся политическая личность, оставив после себя заметную лакуну. В такие моменты многое хочется предать забвению. В целом, я думаю, в европейской политике наступит успокоение. При прочих равных условиях это явный плюс. Когда костер не раздувают, он горит не так жарко. Сильнее всего будут скорбеть о Эдуарде VII его подданные; после них — французы и евреи».

С новым королем Георгом Вильгельм встречался не только во время своих визитов в Виндзор; они были знакомы с 1890 года, когда английский наследник престола проходил стажировку в Первом пехотном полку в Потсдаме. В отличие от бабки и отца он очень плохо говорил и понимал по-немецки, владел хорошо только родным языком. Вильгельму новый английский монарх напоминал «английского помещика из глубинки, совершенно не интересующегося политикой и предпочитающего сидеть дома — в частности, из-за незнания иностранных языков». По его мнению, при нем британские внешнеполитические позиции ослабнут и англичане начнут искать сближения с Германией, «но задешево мы не продадимся». Вильгельма крайне разозлил визит, который королю Георгу нанес российский министр иностранных дел. Он высказался кратко и выразительно: «Эта свинья Сазонов».

11 сентября Дейзи Плесс в дневнике нелицеприятно прокомментировала речь, недавно произнесенную кайзером в Кенигсберге. Там он вновь выразил убежденность в божественном происхождении своей власти, заявив: «Я рассматриваю себя как орудие в руках Господа. Я иду своим путем, невзирая на сиюминутные взгляды и мнения, и этот путь обеспечит благосостояние и мирное развитие нашей отчизны». Подобно многим, княгиня Плесс считала кайзера прирожденным актером, но, по ее мнению, его порой заносило слишком далеко: «Ведь он конституционный монарх… и страной управляет не он лично, а правительство. Его беда в том, что он все время ощущает себя как бы в огнях рампы и ведет себя соответственно. Он, как и любой хороший артист, не может просто выйти на сцену и зачитать слова своей роли, он должен добавить экспрессии, что-то свое, какую-то драматическую нотку». Дейзи Плесс отмечает еще одну специфическую черту Вильгельма — крайнее тщеславие. Его появление на зимней охоте (по-видимому, это было в Донауэшингене) в желтых сапогах с золотыми шпорами и в шляпе из птичьих чучел дало ей повод заметить: «Бедняга, он так хочет приятно поразить окружающих, но полное отсутствие вкуса и такта ведет к прямо противоположному результату».