Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый

Тем не менее, по мнению некоторых, физический порок наследника ложился темным пятном на репутацию Гогенцоллернов. Принц Фридрих Карл позволил себе однажды фразу: «Однорукий не имеет права претендовать на корону прусского короля».

Даже в преклонном возрасте Вильгельм так и не мог сделать окончательного вывода о педагогической методе Хинцпетера: пошла ли она ему на пользу или во вред. Во всяком случае, разочарований было предостаточно. По традиции дети Гогенцоллернов обязаны были освоить какое-либо ремесло. Вильгельма попытались научить переплетному делу, но для этого нужны были обе руки, и дело не пошло. Вместо Вильгельма профессию переплетчика освоил его брат Генрих — и не без пользы: она позволила ему удержаться на плаву в период инфляции 20-х годов.

Вильгельм больше всего любил Потсдам. У него осталось немного воспоминаний о своей комнате на верхнем этаже дворца Кронпринцен, над покоями своей матери, и о долгих берлинских зимах. Он помнил походы в зоопарк, в драматический театр и оперу, в цирк, на пасхальные гулянья в парках Шарлоттенбург или Шенхаузен (при дворце настоящего парка не было) и рождественские ярмарки… В своих мемуарах экс-кайзер пишет: «Как мы были счастливы, когда приходила весна, и мы возвращались в Потсдам». Там, в новом дворце, Вильгельм и Генрих делили комнату с круглым окном в мансарде, гуляли в просторном парке Сан-Суси. Отец устраивал им экскурсии к величественному Городскому замку на Хавеле, к гробнице Фридриха Великого и его отца в гарнизонной церкви, в «Дикий парк» в Борнштедте, на вершины Пфингстберг или Фуксберг и на остров Пфауэнинзель — любимое гнездышко его прадеда, короля Фридриха Вильгельма III. Вторая морганатическая жена, принцесса Лигниц, жила на вилле у центрального входа в парк Сан-Суси. Вильгельм время от времени по просьбе матери приносил ей цветы. Недалеко жила и вдовствующая королева Элизабет (другой ее резиденцией был дворец Шарлоттенбург). Она владела замечательной, с точки зрения принца, игрушкой разборным макетом Иерусалима: дети снимали и вновь водружали на место купола храмов древнего города.

У Вильгельма были приятели, с которыми он играл в парке Сан-Суси или в Борнштедте. Принц, по воспоминаниям одного из участников этих мальчишеских забав, «не строил из себя главного, запросто общался со сверстниками, очень тепло относился к родителям». Среди приятелей можно назвать Мортимера фон Рауха, фон Хэниша, двух отпрысков семейства фон Брониковских, принца Георга Радзивилла, в также Карла и Лотара фон Бунзенов. Их отец, фон Бунзен, впоследствии стал депутатом рейхстага; их мать и бабушка были англичанками. Возможно, по этой причине они удостоились от Хинцпетера характеристики не просто «плохо воспитанных», а вовсе «невоспитанных». Ближе всех Вильгельм сошелся с Ойгеном фон Редером, чье происхождение, по мнению Хинцпетера, было безупречным. Отец мальчика пал в битве при Сен-Прива, где погиб цвет прусской гвардии. Как приличествовало детям из добропорядочных семей, они играли в «маневры», и здесь Вильгельм «не терпел противоречий, всегда присваивал себе роль командующего и каждый раз настаивал на том, что его армия победила, хотя зачастую это было несправедливо».

Последняя характеристика принадлежит американскому приятелю Вильгельма Паултни Бигелоу, о котором стоит рассказать подробнее — он оставил самое полное описание детских лет будущего кайзера. Создание сочинений на тему «Вильгельм и я» стали его почти профессией, причем до 1914 года они содержали восхваление достоинств принца и кайзера, позже — лишь разоблачение его пороков. Отец Паултни был американским дипломатом и дружил с семьей Бунзенов. Супружеская пара Бигелоу часто была в гостях у Викки и Фрица. Своего сына они отправили на обучение в семью профессора Шильбаха, который жил в отнюдь не аристократическом квартале Потсдама. И вот однажды перед его домом остановилась карета с королевским гербом. Раздался стук в дверь, и на пороге появился Хинцпетер во фраке и с цилиндром на голове. Паултни приглашали к принцам.

Судя по воспоминаниям Бигелоу, написанным как раз перед вступлением США в Первую мировую войну, воспитатель Вильгельма сразу возбудил в нем активную антипатию: «Тип сухого ментора-пруссака, надменного и откровенно кичащегося своей ученостью». Чувства были взаимными. Во время их последней встречи Хинцпетер высказался вполне откровенно: «Никогда не мог понять, что такого император нашел в Вас». Тем не менее Паултни стал едва ли не самым желанным партнером в играх для Вильгельма и Генриха.

Бигелоу так описывает прием, оказанный ему во дворце.

«Старший из принцев протянул мне руку; глаза его сияли, он приветствовал меня на хорошем английском и предложил поиграть в индейцев… Я был в восторге…»

Выбор американца в качестве приятеля для принца объясняется просто. В то время Вильгельм зачитывался приключениями Фенимора Купера, и предполагалось, что Паултни было известно абсолютно все о «краснокожих дикарях Дикого Запада». Сверстники из аристократических прусских семей в этом смысле ему сильно уступали, да к тому же, по мнению самого Бигелоу, не имели вкуса к настоящей игре «по-американски» — состязательной и жесткой борьбе за первенство. Сыновья прусской знати неоднократно становились жертвами новоявленных охотников за скальпами.

Бигелоу пишет:

«Его интересовали только военные игры, и больше ничего. Поскольку я только что приехал из Америки, то меня сочли если не индейцем по крови, то по крайней мере знатоком обычаев и приемов краснокожих. Уже во время нашей первой встречи мы всласть наговорились о Фениморе Купере, Зверобое, Чингачгуке, а ко второй я приготовил принцу Вильгельму подарок — индейский лук с фестонами и связку стрел с затупленными концами… Как только Вильгельм II овладел этими бесценными сокровищами, он сразу же предложил сыграть в войну ирокезов с белыми поселенцами. Мы назначали себя членами Древнего и Почетного Ордена Краснокожих, а всех остальных объявили бледнолицыми врагами. В качестве таковых оказались представители чопорной прусской аристократии, и нам доставляло неимоверное удовольствие гоняться за ними среди кустов большого парка, хватать их за волосы, привязывать к стволам деревьев и затем расстреливать из лука — последнее, разумеется, понарошку… Моему бедному мальчишескому мозгу пришлось немало потрудиться, выдавая сведения об обычаях аборигенов Верхнего Миссури и Рио-Гранде. Приобретя репутацию эксперта в этой области, я уже не мог остановиться, ибо признаться в том, что я никогда в жизни не видел живого индейца, означало бы потерять весь мой авторитет при дворце».

В парке стоял макет корабля в натуральную величину. Мореплавание — это было нечто английское, и Викки наряжала своих сыновей в матросские костюмчики, стараясь привить им любовь к морю и морским судам. Мальчики охотно изучали искусство управления парусами и радовались каждой возможности совершить круиз на «Устане» (иначе, «Королеве Луизе») — небольшом паруснике, подаренном некогда «королем-матросом» Вильгельмом IV Фридриху Вильгельму III.