Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый

В 7 часов вечера началась раздача рождественских подарков, которые были разложены на большом столе, украшенном цветами из кайзеровских теплиц. Императорская чета первой открыла предназначенный ей подарок. До 11 часов вечера гостей угощали пуншем и булочками. На следующий день состоялась служба в соборе соседнего городка Дуэ. Вильгельм отобедал с офицерами Первого пехотного полка. В своем обращении к войскам он сулил в будущем году «великую победу», залогом которой является то, что в 1914 году немецкие солдаты не только не уступили противнику ни пяди своей земли, но и заняли значительную часть вражеской территории.

Попавший в немилость Тирпиц обнаружил, что доступ к кайзеру для него, по существу, блокирован. Вину за это он возлагал на гражданских советников Вильгельма, в первую очередь Трейтлера и Валентини. Они боятся, что до кайзера дойдет его «откровенное и честное слово», считал Тирпиц. Вильгельм, по мнению гросс-адмирала, «не хочет ни сам принимать решения, ни делегировать ответственность». Помимо упомянутых Трейтлера и Валентини, к «ближнему кругу» кайзера принадлежали Мюллер и вюртембержец Рейшах. Обычно они сопровождали Вильгельма во время его ежедневных послеобеденных прогулок, обсуждая все важные дела. Особая нелюбовь Тирпица к Валентини объяснялась тем, что шеф гражданского кабинета придерживался умеренных позиций и соответственно пытался влиять на кайзера. Мюллер вспоминает диалог, состоявшийся в октябре 1914 года во Фландрии. Вильгельм: «Скажи, не прекрасная страна, а, Валентини?» Валентини: «Согласен, но она станет вдвойне прекрасной, когда мы отсюда уйдем». Вильгельм: «Клянусь тебе, мы отсюда никогда не уйдем!»

Впрочем, к концу 1914 года Вильгельма стали посещать мысли о желательности прекращения войны. Во всяком случае, в письме Бюлову Хелиус говорит о возможном, весной следующего года, демарше папы с призывом закончить военные действия на основе возвращения к довоенному статус-кво. Наверняка Хелиус излагал не только свои взгляды. Для Тирпица все это казалось жуткой ересью. По его мнению, за Германией должны были остаться по меньшей мере Фландрия и Антверпен.

Тем временем в стране зрело подспудное недовольство кайзером и его правительством, в том числе и в кругах, обычно поддерживавших официальный курс. О некоторых фактах такого рода сообщает в своих мемуарах бывший канцлер Бюлов, обосновавшийся вскоре после начала войны в номере «люкс» берлинского отеля «Адлон» — в надежде, что его услуги скоро окажутся востребованными для операции по спасению монархии. Бюлов упоминает, в частности, о беседе с Вальтером Ратенау, состоявшейся, по его словам, осенью 1914 года. Крупный промышленник, который раньше с энтузиазмом сотрудничал с властями в организации экономики военного времени, глядя из окна на Бранденбургские ворота, спросил Бюлова:

«Неужели такой монарх, как кайзер Вильгельм II, сама по себе личность вполне симпатичная, с обычными человеческими достоинствами и слабостями, но абсолютно неподходящая для роли правителя, да еще с таким немыслимым канцлером, как Бетман, и такой пустышкой на посту начальника Генштаба, как Фалькенгайн, неужели он всерьез может надеяться пройти с триумфом под аркой этих ворот? Если такое ему удастся, то, значит, в истории нет никакого смысла, никаких законов».

Вопрос, конечно, был чисто риторическим.

В январе много шума наделал бывший посол в Лондоне Лихновский. Он написал в порядке самооправдания памфлет под названием «Заблуждение или злой умысел?», где подверг резкой критике родное министерство за невнимание к его неоднократным предупреждениям относительно английских намерений. Более того, он ставил весьма острый вопрос: зачем Германии понадобилось ввязываться в войну ради Австрии, которая руководствовалась целью подавления национальных устремлений южных славян?

Вильгельм в это время был занят празднованием своего дня рождения. За сутки до этого знаменательного события здание ставки украсили гирляндами и лампочками. Утром кайзера разбудили раскаты салюта. Поздравить его прибыл канцлер. Хелиус весь день играл на фисгармонии. По случаю своей очередной годовщины Вильгельм решил отметить своих мастеров пера: орденами Красного орла были награждены Герхарт Гауптман и Рихард Демель.

Порадовал Вильгельма новый труд Хьюстона Стюарта Чемберлена под названием «Англия и Германия». Жизнь в Байрейте складывалась для автора не самым приятным образом, однако в своей книге сравнение между обеими странами он проводил явно не в пользу бывшей родины. Чемберлен с одобрением отмечал, что в Германии армия представляет собой становой хребет нации, и с осуждением писал о том, что Британия «пала жертвой грубого материализма и наглой плутократии». Интересно, что ярый антисемит нашел несколько добрых слов для немецких евреев: «Они уже не фигурируют в своем еврейском качестве, а исполняют свой долг на фронте или в тылу, как все остальные немцы».

Между Вильгельмом и Чемберленом возобновилась переписка. Во время эпизода с интервью «Дейли телеграф» последний счел нужным проинформировать Вильгельма, что супруга Стюарта-Уортли — его двоюродная сестра, с которой он, правда, давно прервал всякие отношения. Очевидно, что-то в этом письме кайзеру не понравилось — то ли родственные связи корреспондента, то ли факт их разрыва, и он не ответил. Первое после долгого перерыва письмо Вильгельма Чемберлену датируется ноябрем 1914 года. Там кайзер между прочим дал свой вариант списка наиболее выдающихся немцев — тех, что сделали Германию той, какая она есть. В нем были представлены Лютер, Гете, Бах, Вагнер, Мольтке, Бисмарк и Вильгельм I.

Творения Чемберлена были переведены на английский язык и использовались в антиантантовской пропаганде. Вильгельм возвел его в ранг рыцаря Железного креста за заслуги перед Германией. Почести — это, конечно, замечательно, но Чемберлен испытывал всяческие притеснения от байрейтских властей, о чем подробно изложил в письме на имя Хелиуса. Несмотря на то что он был зятем Вагнера и пользовался особым покровительством баварского военного министерства, его свобода — в смысле выбора тематики произведений и возможности беспрепятственно путешествовать — подвергалась серьезным ограничениям. Заступничество со стороны влиятельного приближенного кайзера казалось ему совсем не лишним.

В странах Антанты к пропаганде подходили без особой щепетильности. Если до начала войны соображения элементарной порядочности удерживали редакторов газет и журналов от упоминания физического недостатка кайзера, то теперь это стало непременным атрибутом карикатур и насмешек. На картинке во французском сатирическом журнале «Ле рир руж», например, Вильгельм восклицает: «Куда, к черту, делась моя рука?» Там же его открыто называли дегенератом. Два французских юриста, Ларно и Лапрадель, сочинили фальшивку под названием «Письма гуннов», где содержались призывы — якобы от имени кайзера — убивать детей, женщин и стариков ради быстрейшего достижения победы в войне. На основании этих «материалов» было выдвинуто требование предать кайзера в руки правосудия.