Геогрий Чернявский - Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917

Материалы дневника и тезисы, подготовленные для собрания швейцарских социалистов, были тем толчком, который побудил Троцкого приступить к подготовке значительно более подробного и обоснованного, с его точки зрения, документа, посвященного современному политическому положению. Он назвал свою брошюру «Война и Интернационал». Именно во время подготовки этой работы Троцкий ближе познакомился с польско-германским социалистом Карлом Радеком [829] , с которым у него ранее было лишь шапочное знакомство. Во время войны Радек, стоявший на крайне левом фланге германской социал-демократии, переехал в Швейцарию, и Троцкий надеялся найти в нем единомышленника. Радек, однако, его в тот момент разочаровал: он считал, что капиталистический мир не готов к социалистической революции, и выступал с обоснованием этого на многих собраниях в городах альпийской республики. Под влиянием выступлений Радека и бесед с ним Троцкий написал к своей брошюре предисловие, в котором с особой силой подчеркивал, что вспыхнувшая война являлась естественным проявлением взрыва производительных сил против сковывавших их капиталистических отношений и существовавших традиционных границ между государствами [830] .

С переводом книжки Троцкого, написанной на русском языке, на немецкий вышла вначале некоторая неувязка. Перевод сделал некий русский эмигрант, не владевший в совершенстве немецким. Тогда за редактирование взялся цюрихский профессор Леонард Рагац, человек, сочетавший социалистические симпатии с глубокой религиозностью. Хотя между ними не возникло душевного общения, Троцкий с глубоким уважением относился к этому мастеру слова и прекрасному оратору, который умудрялся «одновременно признавать Дарвина и Троицу» [831] . Брошюра вышла на хорошем немецком языке [832] . Она получила распространение в Австро-Венгрии и Германии. Дело дошло даже до того, что какой-то немецкий суд заочно приговорил Троцкого за эту брошюру к заключению.

Начав работу с балканского вопроса, в частности событий, связанных с «сараевским убийством» наследника австро-венгерского престола Франца-Фердинанда, что явилось поводом для объявления войны Австро-Венгрией Сербии, Троцкий напоминал, что Бухарестский мир 1913 г. не разрешил ни национальных, ни интернациональных проблем, а только усилил неразбериху и недовольство всех стран Европы. Троцкий стремился доказать, что возникновение войны было связано не с освободительными мотивами или интересами обороны, а вытекало из империалистического соперничества и конкуренции великих держав. Особенно едко Троцкий высмеивал заявления германских социал-демократов, что их страна ведет войну за освобождение против русского деспотизма. Наоборот, убеждал он, существование царизма укрепляет монархию Гогенцоллернов и олигархию прусских юнкеров. Реальными целями германских военных были экономические конкуренты – Франция и Великобритания.

Троцкий стремился развить и обогатить применительно к новым условиям концепцию перманентной революции. Он писал, что развитие капитализма превратило мировую экономику в единую грандиозную хозяйственную мастерскую. Последняя требовала соответствующей политической структуры, которую капиталистический мир по самой своей природе был не способен создать путем мирной, организованной кооперации. Отсюда вытекала, по его мнению, борьба за то, какая держава обеспечит себе гегемонистские позиции в мировой экономике и политике. Такое решение, однако, не было под силу ни одной из воюющих держав обоих блоков. Всемирная социальная и экономическая организация должна была «восстать» против существующей варварской дезорганизации и военного хаоса. В результате на повестку дня становились пролетарская революция и социализм в международном масштабе. Из всего сказанного вытекала резкая критика позиций той основной части западноевропейской социал-демократии, которая оказала поддержку правительствам в их военных усилиях [833] .

Леонард Рагац не был единственным человеком, с которым у Троцкого установилось в Цюрихе личное и политическое общение. Другими его новыми собеседниками, диспутантами и отчасти единомышленниками стали Фриц Брупбахер, анархист, позже перешедший на коммунистические позиции, и Вилли Мюнценберг, германский социалист, проживавший в это время в Швейцарии (после войны он не только станет коммунистом, но и возглавит Коммунистический интернационал молодежи, а затем «Международную рабочую помощь» – коммерческую организацию, которая официально ставила своей целью оказание помощи рабочим во время экономических выступлений, стихийных бедствий и т. п., но на деле служила удобным каналом финансирования советским правительством зарубежных компартий). Брупбахер писал через много лет: «С приездом Троцкого в Цюрих в рабочем движении возродилась жизнь, по крайней мере в одном ее секторе» [834] , крайне левом.

В ноябре 1914 г. Троцкий принял новое предложение редакции газеты «Киевская мысль» – стать ее военным корреспондентом, на этот раз во Франции. Троцкий переехал во Францию 19 ноября. Семья вначале жила в небольшом городе Севр, недалеко от французской столицы, а затем переехала в Париж, где поселился Троцкий. Он снова стал регулярно публиковаться в «Киевской мысли» за подписью Антид Ото, получая столь необходимые ему небольшие гонорары. Франция оставалась союзной страной, и почтово-телеграфная связь с Россией не была нарушена.

Первую заметку для «Киевской мысли» Троцкий написал уже в вагоне поезда по дороге в Париж – о мучениях раненых солдат, о женщинах в трауре [835] . Опубликована она не была, скорее всего просто не дошла до адресатов. Первый опубликованный материал был посвящен французскому генералу Жоффру [836] . Поразительно, но это не была статья в антимилитаристском духе, свойственном Троцкому. «Жоффру верят, Жоффра любят, – писал он. – Он сделался руководителем современной армии не по праву рождения, а по праву воспитания и труда; он врастал в армию, обогащая свои познания и свой практический опыт по мере роста и усложнения военно-технического аппарата во всем его объеме».

Однако со временем позиция Троцкого в «Киевской мысли» несколько изменилась. Тематика статей стала антивоенной, но, так сказать, осторожно антивоенной – приходилось учитывать и либеральный характер газеты, и существование двух цензур: французской и русской. В одной из корреспонденций рассказывалось, как в условиях войны идет ревностная борьба за соблюдение «добропорядочных нравов» во французской столице (когда один из театральных критиков осмелился написать, что парижане ходят в театры, чтобы отвлечься от войны, на него обрушились другие печатные органы, и он был вынужден публично оправдываться) [837] .