Анатолий Уткин - Русско-японская война. В начале всех бед.

И все же ухудшение погоды ослабило накал атак Четвертой японской армии. 2 марта Куропаткин получил сообщение, что силы, ведомые Ноги, изменили направление своего движения. Прежде они направлялись прямо на север, теперь же они «закруглили» путь своего движения и повернули на восток — на Мукден. Теперь у Куропаткина не было выхода, кроме как черпать последние ресурсы у Бильдерлинга, у Третьей Маньчжурской армии. А далеко на востоке сменивший Мищенко генерал Ренненкампф (здесь он впервые встречается на скрижалях русской военной истории) продолжал удерживать японскую Армию Ялу. Японцы остановили колонну с припасами из Фушуня и, убежденные в трудностях русской армии, немедленно организовали атаку на русский центральный укрепленный пункт. Они взяли этот пункт, но в этот момент падения российского престижа буквально взбунтовались повара, музыканты, штабные работники. Они с яростью контратаковали японские линии и, под звуки национального гимна, с развевающимися знаменами возвратили захваченную высоту. Редкий случай столь необходимой в тех критических обстоятельствах удали, блик русской славы.

Между 2-м и 7-м марта располагается промежуточный период, когда русское командование задумалось о целесообразности пребывания русских войск на восточном фланге и, в конечном счете, решило начать там отход. Корреспондент «Таймс» говорит о разбросанности русских сил: «Существует не менее шестнадцати отдельно воюющих боевых фронтах, многие из которых получали приказы непосредственно из главной штаб-квартиры. Несколько армейских корпусных генералов оказались без войск, оказались неспособными принимать какое бы то ни было участие в битве. Разобщенность русских войск была выгодна японскому командованию, решающему свою главную стратегическую задачу».

Осведомленный о масштабных перемещениях за линией русской обороны, генерал Ойяма решил поддержать иллюзию того, что японцы готовы прорываться в центре, против Каульбарса, где потрясенные русские воины, несмотря ни на что, еще удерживали Путиловскую и Новгородскую высоты. А в Мукдене началась оргия паникеров. Спокойствие царило лишь в вагоне Куропаткина. Британский корреспондент Маккалах: «Официант стоял за спинкой кресла своего хозяина, наклон его спины говорил о долгой выучке. На ступенях вагона стоял адъютант Куропаткина, улыбающийся, вежливый, исключительно хорошо воспитанный, каждая медная пуговица его униформы сияла. Он с кем-то вежливо разговаривал и казался безмятежно неосведомленным об ордах терпящих поражение людей, проходивших мимо; казалось, что он стоял в одном из наиболее изысканных салонов Санкт-Петербурга. В этом искусственном мире Куропаткин жил и думал, его связь с действующей армией становилась все более искусственной.

Прискорбным было жесткое нежелание главнокомандующего признать угрозу поражения. Вопреки всему он приказал Каульбарсу назавтра начать наступательную операцию. Каульбарс был в данном случае более проницателен. Он готов был наступать, но только после того, как выяснятся планы и линия поведения генерала Ноги. Четвертое марта должно было дать это прояснение. 5-го Каульбарс был готов на любые безумия.

Нельзя сказать, что у японцев все шло как по маслу. После удачного старта движение Третьей армии Ноги застопорилось. Все свои резервы Ойяма отдал Ноги, который выполнял главную роль в японском плане окружения русских под Мукденом. На русской стороне, измочаленный происходящим, Каульбарс мобилизовал всю свою волю. Он собрал все боеспособные силы и в два часа ночи 5 марта, после многочасовой работы с офицерами, заимствованными из штаба Куропаткина, издал приказ о наступлении. На правом крыле наступательного порыва шел генерал Гернгросс с 18 батальонами Первого сибирского корпуса и 30 другими батальонами. В центральном секторе наступать должны были 26-я пехотная дивизия; на левом фланге — 32 батальона русских войск. Их поддерживали 199 орудий.

Генерал Церпицкий обратился к своим воинам так: «Дети мои! Россия всегда побеждает. Она победит и сейчас. Наступайте и вышвырните этих японских язычников в ад. На этот раз не будет отступления, возвращения тоже не будет».

Военные историки порицают Куропаткина за узость его стратегического замысла. А исполнители были слишком осторожными людьми, чтобы по-настоящему испытать судьбу. Почему еще две его армии не оказали своим наступлением помощи Каульбарсу. Глядя на карту Кодама воскликнул: «Все это очень упрощает мою задачу. Это делает итог данной битвы более значимым для исхода войны, чем предполагалось ранее. Я никогда даже не смел надеяться на то, что русские позволят нам окружить себя и осуществить второй Седан».

Генерал Ойяма, обеспокоенный тем, что русские могут отвести свои силы и обрушиться на армию Ноги, приказал Второй армии наступать, несмотря ни на что. Это удалось за счет потери почти полутора тысяч японских солдат и офицеров. Куропаткин воспринял японские действия серьезно — как наступательный порыв с юга к Мукдену, и во второй половине дня решил отвести Первую и Третью маньчжурские армии после наступления темноты, полагаясь только на сильный арьергард, способный продержаться максимально долго. В войне наступил момент величайшего кризиса, связанный еще и с тем, что севернее Мукдена патруль армии Ноги перерезал «линию жизни» русских войск — железнодорожную магистраль. Ойяма приказывает Ноги: «Длинный змей не должен выскользнуть». Именно в этот момент Куропаткин послал паническую телеграмму в Петербург: «Я окружен». Это было преувеличением, но опасность окружения для Кропоткина действительно существовала. Положение несколько поправила отчаянная атака Первой пехотной бригады. А русская стратегическая мысль остановилась на том, что делу может помочь только всеобщая атака 220 батальонов. Куропаткин заменил эту идею на стратегическое отступление.

Поздно вечером 7 марта 1905 г. Ойяма узнал о начале русского отступления. В полночь он послал новые оперативные распоряжения своим армиям, говорящие о том, что японская сторона намерена наступать и рассчитывает на удачу. «Я намерен преследовать противника всеми имеющимися силами и превратить его отступление в бегство». Кто кого? Японская Первая армия выступила рано утром 8 марта, чтобы только узнать, что русские уже отошли. Теперь задачей Куроки было перерезать железнодорожную линию Мукден-Фашунь к вечеру 8 марта. Ойяма достаточно отчетливо понимал, что наступление по всему фронту может натолкнуться в некоторых местах на хорошо укрепленные русские позиции, но теперь он готов был рискнуть, и приказал своим генералам наступать, даже если грозят потерей половины кадрового состава. Японцы начинают стремиться к Хуну.