Анатолий Уткин - Русско-японская война. В начале всех бед.

Посылка судов в Шанхай была грубой ошибкой. Он подстегнул адмирала Того; отныне тот не мог просто ждать развития событий. Того до посылки русских судов в Шанхай телеграфировал в Токио, что вынужден перевести флот в Цугару. Но 13 мая к нему поступает сообщение о русских судах в Шанхае. Ага, значит все же Цусима . Промедление могло теперь означать, что Рожественский повернет к северу или другим путем обхитрит своего противника. В ночь на 25-е мая Того все же остался в Масане, но не более. Японцы вышли вперед, отныне они жаждали развязки. Их не убедила не очень тонкая хитрость русских, отделивших от основной части флота некоторые свои корабли. Еще раз скажем: сообщение о прибытии вспомогательных судов в Шанхай говорило определенно: Рожественский не пойдет кружным путем — в этом случае погрузчики понадобились бы ему.

Теперь Того долгие часы стоял на капитанском мостике «Мисавы», шаря биноклем по горизонту. В час двадцать он увидел флот адмирала Девы. Тот шел впереди русской эскадры. Теперь Того повернул на юг-юго-запад.

Ночью 27 мая 1905 г. полная луна вначале осветила морские просторы. А затем опустился туман, и русские перекрестились. Туман давал им шанс пробиться во Владивосток. Огни погашены, ориентация только на флагмана, флот идет неведомой дорогой, надеясь на лучшее. Но и среди русских зреет холодный реализм. Главный штурман «Князя Суворова» полагал, что флот Того ждет свою русскую жертву в северной части Цусимского пролива. «Я думаю, что мы достигли кульминационной точки нашего приключения. Абсурдно надеяться на то, что мы победно придем к Владивостоку, или что мы овладеем контролем над морями! Единственный способ — промчаться мимо японцев после двух, трех, или даже четырех вылазок; мы сожжем весь свой уголь, мы израсходуем все наши силы, прежде чем пробьемся. Мы должны готовиться к осаде, снять наши пушки на наземные площадки и научить моряков пользоваться штыком».

Ветер, дождь, туман и холод. Эскадра повернула севернее, норд-ост 73. Усилившийся радиообмен говорит о том, что японский флот все ближе. Чем ближе Цусима, тем определеннее сигналы. У «Урала» была мощная радиостанция, и капитан «Урала» попросил разрешения глушить японцев. Рожественский запретил, ведь Того сразу поймет, что русские рядом. И разведчиков вперед посылать не надо; видя их, Того сразу определит местонахождение русского флота. Поздно вечером произошел радиоперехват, из которого стало ясно, что японцы обнаружили их местопребывание, но их наблюдатель видел огни флота с очень большого расстояния. Командор Семенов обошел свой корабль. Он шагал медленно, чтобы не беспокоить стоящих на вахте, чтобы не разбудить тех, кто спал одетыми в кубриках и у своих пушек. Вахтенные офицеры мучительно вглядывались в темное море, невольно видя торпеду в каждом колебании волн. Напряжение чувствовалось в действиях всех — от склонившегося над картой адмирала до обнявшего пушку канонира. В обычно шумной кают-компании несколько офицеров спали в углу на креслах.

Семенова разбудили в три часа утра, луна еле пробивалась сквозь туман. Командир «Князя Суворова» капитан Игнациус стоял на мостике в домашних тапочках, более всего его радовал этот туман. Он сказал Семенову: «Японцы в таком тумане нас не обнаружат. Если так же будет и завтра, мы пробьемся. Но все вокруг знали, что эта демонстрация надежды наиграна: Игнациус не верил в общую счастливую звезду. Он молился святому Николаю-угоднику, он лелеял эту веру — и все же он сомневался. Веры в счастливый исход у него не было.

Судьба свершилась быстро. В половине четвертого туман внезапно рассеялся. На русском госпитальном судне «Орел» впередсмотрящие увидели странное судно с двумя трубами, быстро скрывающееся в предрассветной мгле. Это было вооруженное пассажирское судно «Синано Мару», из рубки которого немедленно понеслись давно ожидаемые японцами сигналы японским крейсерам, а оттуда на флагман Объединенного флота. «Противник обнаружен в секторе 203. Кажется вероятным, что он устремился к восточному каналу». Того не забыл высоты 203 под Порт-Артуром, с которой начался победный для японцев финал. Он отметил это про себя. Счастливейший из знаков.

Уже через час японский флагман «Микаса» вышел из Масана, а за ним шли линейные корабли (или, как часто их называли в то время, эскадренные броненосцы) «Сикисима», «Фудзи», «Асахи». За ними тяжелые крейсеры (или, по русской терминологии 1905 г., броненосные крейсеры) «Касуга» и «Ниссин». Следом корабли второй эскадры «Идзумо», «Адзума», «Токива», «Якумо», «Иватэ». Адмирал Камимура едва не попал в передрягу. Он рыбачил в это утро, и ему стоило огромных усилий успеть на свой флагман, выходящий в море. Готовились к долгой охоте на убегающих к Владивостоку русских. Наилучший уэллский уголь пошел в топки. На борту «Микасы» играл морской оркестр, когда флагман проходил мимо других кораблей, чтобы возглавить боевую линию.

Русские радисты перехватили разговор. «Десять огней. Они как яркие звезды». Похоже, что японцы их заметили. Но бархат ночи скрывал даже ближайшие корабли, так что надежда на незаметный проход оставалась. Русский Бог милостив. На корабли пала торжественная тишина. Чего ждал Рожественский? Он полагал, что разметанные по океану крейсеры собьют японцев с толку. Адмирал провел всю ночь на мостике.

День начинался тусклым и холодным. Солнце взобралось все же из-за тучь, но горизонт был затянут в молочный туман. Утром на русских кораблях выпили рюмку водки в честь девятой годовщины коронации императора Николая Второго. На «Князе Суворове» адмирал Рожественский со свитой офицеров вышел на мостик. Подняты бокалы с шампанским: «В эту священную годовщину святой коронации Их Величеств пусть Бог поможет нам служить вместе с ним нашей любимой стране. За здоровье императора! За императрицу! За Россию!» Революционно настроенный будущий писатель (Сталинская премия 1940 г. за роман «Цусима») Новиков-Прибой, служивший на «Орле» описывает рыжеволосого капитана, стоявшего перед иконами и быстро произносившего молитву. «Лица моряков были суровыми, они были словно в трансе. Крестили друг друга, словно отгоняли мух».

Эскадра входила в японские воды в строгом порядке. Тревога прозвучала до окончания молитвы.

Японцы имитировали британские морские традиции. Палубы были окроплены водой и посыпаны песком. Перепачканные углем матросы приняли баню и оделись во все чистое, как того требовала японская традиция. И потом, чистая одежда предотвращает заражение ран. Раздали комплекты марли. Артиллеристы протерли глаза борным раствором — чтобы избежать пороховой гари, уши заложили ватными томпонами. На палубе кто-то читал книгу, слушали фонограф, солист пел песню: