Джеймс Миченер - Гавайи: Миссионеры

– Господи, позволь пробиться свету туда, где царит полная темнота. Принеси добро туда, где побеждает зло. Но не до пусти того, чтобы мы думали лишь о том зле, которое находится вдали от нас. Напоминай нам, о Господи, что нашей первой обязанностью является борьба с тем злом, которое видим мы перед собою. Боже, помоги нам не стать лицемерами, чтобы исполнять работу свою для Тебя каждый день.

Эбнера настолько потрясла эта случайная встреча с невольничьим судном, что он, так и не сумев заснуть, провел всю ночь на палубе, всматриваясь в ту сторону, где должны были находиться берега Африки. Священник искренне надеялся на то, что Господь смилостивится над ним и пошлет ему знак в виде ослепительной молнии, и это будет означать, что ненавистное судно все же затонуло. Уже на заре к нему подошел Кеоки Канакоа и спросил:

– Преподобный Хейл, вы так переживаете за Африку! Не ужели вы до сих пор не знали, что на Гавайях тоже существует рабство?

– Неужели? – опешил Эбнер.

– Конечно. На том острове, которым правит мой отец, очень много рабов. Мы называем их живыми трупами, и им запрещено касаться тех предметов, до которых дотрагиваются все остальные. На нашем языке они зовутся "капу". Не так давно они нужны были в основном для совершения жертвоприношений богам.

– Расскажи мне все, что ты знаешь о них, – попросил потрясенный миссионер, и пока Кеоки посвящал его во все ритуалы, связанные с рабами, Эбнер чувствовал, как в нем растет и крепнет самая настоящая злоба. Островитянин ещё не за кончил свое повествование, когда Хейл гневно воскликнул:

– Кеоки, когда я окажусь на Гавайях, рабства там больше не будет!

– Вам придется нелегко, – предупредил великан.

– Кеоки, ты будешь принимать пищу за одним столом с живыми трупами.

Правда, Хейл ни с кем не стал делиться своими мыслями и планами, даже с Иерушей. Но на рассвете в глубине душе он понял, что тот высокий корабль, то жестокое бразильское невольничье судно было послано навстречу "Фетиде" не случайно. Рука Всевышнего предопределила это свидание кораблей.

И когда над горизонтом появилось солнце, Хейл поклялся ещё раз:

– На Гавайях больше не будет рабства.

Во время унылого и длинного отрезка пути более чем в шесть тысяч миль к Мысу Горн и выглядевшего на карте почти как прямая линия, пассажиров "Фетиды" сразила так называемая "болезнь миссионеров". Долгое время ещё члены дружной семьи во Христе будут с некоторым смущением вспоминать о тех неприятных ощущениях, сменивших морскую болезнь с её невероятными приступами тошноты.

Между собой новый недуг они окрестили, используя свой собственный эвфемизм, "желчностью". День за днем Иеруша, немного смущаясь и краснея, интересовалась:

– Преподобный Хейл, скажите мне, вы все ещё страдаете от желчности?

И он неизменно отвечал ей:

– Да, мой дорогой друг, именно так.

А поскольку подобные вопросы задавали друг другу все супруги, то очень скоро уже и в самом деле пожелтевшими глазами они стали недвусмысленно смотреть в сторону единственного доктора на борту – Джона Уиппла, словно их брат мог каким-то чудесным образом избавить их от мучительной "желчности". Джон усиленно изучал всю имеющуюся в его распоряжении литературу, и в особенности "Справочник семейного врача", после чего рекомендовал друзьям старые и испытанные временем средства:

– Две столовые ложки настойки рвотного корня, потом ревень, советовал он.

– Брат Уиппл, я принимаю этот рвотный корень вот уже несколько недель, жаловался очередной миссионер, – и никакого толку.

– А не пробовали вы каломель, брат Хьюлетт?

– Да, это средство действует сразу же. Но недолго… а потом…

– Тогда вам следует перейти на касторовое масло и по больше передвигаться.

– Я не могу пить касторовое масло, брат Уиппл.

– Тогда просто ходите по палубе.

Измученные запорами миссионеры послушно принимали и рвотный корень, и ревень, и каломель, и даже касторовое масло, а также старались как можно больше гулять по кораблю. Всем им не хватало движений. После завтрака все те, кто мог передвигаться, умышленно опускались и поднимались по трапам или вышагивали по корме, снуя, как загнанные звери между загородкой для скота и мачтой "Фетиды". Иногда они ходили так часами, словно пытаясь пристыдить свой непокорный кишечник и каким-то образом заставить его работать. Но, увы, ничто им не помогало.

В дальней части жилых помещений располагалось одно-единственное отхожее место, невероятно зловонное, и даже если прикинуть, что каждый миссионер занимал его на пятнадцать минут (что в их состоянии было неудивительно) то получалось, что уборная была занята, в общей сложности, в течение пяти с половиной часов. Неудобства осложнялись ещё и тем, что некоторые особенно усердные миссионеры нередко принимали по удвоенной дозе ревеня, касторового масла, рвотного корня и каломели, причем одновременно, и уборная им требовалась гораздо чаще, чем раз в день.

Поэтому по инициативе брата Уиппла, с согласия капитана Джандерса и при посильной помощи Кеоки Канакоа в самой дальней части кормы была выстроена импровизированная дополнительная открытая уборная. В условный час все женщины спускались вниз в каюты, и тогда священники, один за другим, испытывали судьбу на открытом стульчаке, в отчаянии упираясь руками в деревянные доски, умело сколоченные великаном Кеоки, и выставив на удивление проплывающим китам свою голую задницу.

Шли дни, и миссионеры упорно продолжали тренироваться в ходьбе. Бойкие моряки, не испытывающие никаких проблем с кишечником из-за постоянной напряженной физической работы, время от времени заключали пари относительно того, кто из миссионеров следующим будет восседать на опасном стульчаке, а постоянную ходьбу пассажиров взад-вперед матросы между собой прозвали "миссионерским вальсом".

Как-то раз измученный и несчастный Эбнер обратился к брату Уипплу с вопросом:

– Почему же Господь причиняет нам такие страдания и ничего не делает в отношении этих нечестивых матросов?

– Все очень просто, брат Хейл, – рассмеялся доктор. – По началу мы дружно страдали от морской болезни и основательно прочистили свой кишечник. Затем мы старались есть понемножку, и вся пища начала плотно укладываться в нижней части живота. Из-за отсутствия свежих овощей и фруктов пища уплотнялась ещё больше. Но самое главное – мы же совершен но не занимались физическими упражнениями, и нам не приходилось трудиться. А матросы делают это каждый день, вот и получается, что Бог присматривает за их животами.

Эбнер даже не стал разбираться, надо ли сейчас укорять брата Уиппла в богохульстве, настолько плохо он себя чувствовал, потому просто коротко ответил Джону: