Джеймс Миченер - Гавайи: Миссионеры

"Фетиде", подгоняемой восточным ветром, иногда удавалось делать до тридцати миль в день, хотя чаще бриг предпочитал не торопиться и совершал нечто вроде пробной вылазки, покрывая в сутки лишь по двадцать миль. Когда первый бросок на запад был завершен, судно повернуло на юг, следуя вдоль берега Огненной Земли, и дни стали казаться усыпляюще-монотонными, поскольку ночь будто пропала совсем. Иногда миссионеры спали прямо на палубе, просыпаясь и любуясь всем тем, что могла приготовить им неизвестная земля во время этой странной ночи. Когда ветер менялся на противоположный, что происходило нередко, "Фетида" бросала якорь в бухте, и на берег выходили охотники, так что к Рождеству вся команда была обеспечена утками. Теперь каждый рассуждал про себя о том, как странно в такое время находиться в этих широтах, а не в родной Новой Англии. Морская болезнь окончательно отступила, и только одна пассажирка теперь ненавидела Магелланов пролив так, как не относилась ни к каким другим водам во всем мире.

И ею была никто иная, как Иеруша Хейл. Несмотря на то, что обе болезни, мучившие её до сих пор, бесследно исчезли, на смену им пришло другое несчастье, и заключалось он в том, что бедная женщина испытывала сильный приступ тошноты всякий раз, когда супруг заставлял её есть бананы.

– Мне очень не нравится их запах, – морщилась Иеруша.

– Мне тоже он не слишком нравится, – терпеливо увещевал Эбнер. – Но если учитывать, что ими питаются на островах, куда мы направляемся…

– Давайте подождем, пока мы не приплывем на острова, – умоляющим тоном произносила Иеруша.

– Нет, если сам Господь позаботился о том, чтобы послать нам эти бананы.

– Но другим женщинам не приходится их есть!

– Потому что никому другому Господь их не послал, – упорствовал священник.

– Преподобный Хейл, – Иеруша пыталась подобрать верные слова, чтобы переубедить супруга, – я уверена, что когда сойду с борта этого корабля, где я так измучилась и исстрадалась, я смогу добровольно есть бананы. Но этот запах, идущий от их кожуры, напоминает мне… Супруг мой, меня сейчас стошнит.

– Нет, миссис Хейл! – строго командовал Эбнер, после чего, дважды в день, он аккуратно очищал банан и, откусив половину, выдавливал из себя слова, которые вовсе не соответствовали его настоящему мнению: – Ах, как вкусно! – Вторую половину банана Эбнер насильно засовывал в рот Иеруше, и внимательно наблюдал за тем, чтобы она все же проглотила ненавистный фрукт. Очевидно, эта процедура происходила настолько болезненно для ослабевшей женщины, что Аманда, не в силах выдержать вида страдающей подруги, всякий раз выходила на это время из каюты. Но, чтобы данный ритуал стал вдвойне невыносимым, Эбнер подвесил связку желтеющих бананов к потолку каюты, и проклятые фрукты, беспрестанно раскачиваясь, постепенно дозревали, издавая все более сильный тошнотворный запах.

Поначалу Иеруша думала так: "Возможно, если я буду замечать, что эта связка становится с каждым днем меньше, мне полегчает". Но у неё ничего не получилось. Напротив, связка, созревая, словно разбухала, а по ночам раскачивалась так сильно, что чуть не задевала лицо спящей женщины.

– Мой дорогой супруг, – умоляла сжалиться над ней миссис Хейл. – Меня обязательно стошнит! – Но он упрямо опускал свою руку на диафрагму жены, проверяя, чтобы ежедневная порция банана успешно попала в желудок. При этом преподобный Хейл не разрешал ей изрыгать фрукт, и обессиленная Иеруша покорно смирялась.

Как-то раз после очередной пытки Джон Уиппл заметил:

– Почему вам так нравятся бананы, брат Хейл?

– Мне они вовсе не нравятся, – поправил его Эбнер. – Скажу больше, меня воротит от них не меньше, чем всех остальных.

– Тогда зачем вы едите их?

– Поскольку вполне очевидно, что этого хочет Господь Бог. Вспомните, как мне достались эти бананы? Только в знак признательности за прочитанную мною проповедь. И если я не стану их есть, я проявлю неблагодарность по отношению к тем, кто подарил мне эти фрукты.

– А вы верите в приметы и предзнаменования? – внезапно сменил тему молодой ученый.

– Что вы имеете в виду? – осведомился Эбнер.

– Ну, во всякие предрассудки?

– А почему вы спрашиваете меня об этом?

– Я размышлял вот над чем. Не так давно Кеоки Канакоа рассказывал мне о всевозможных знамениях, с которыми ему пришлось сталкиваться за свою жизнь. Он говорил о том, что когда одно из их каноэ уходило в море, на борту обязательно присутствовала женщина, как правило, старая, которая могла разгадывать все знамения и толковать их. Например, если в небе появлялся альбатрос или в море замечали акулу, это означало что-то определенное, будто бы сам бог посылал их… и тог да можно было понять, что намеревался сказать им бог и о чем хотел предупредить, если, конечно, кто-то на борту умел пони мать и правильно истолковывать эти знамения.

– И какое отношение этот рассказ имеет ко мне? – удивился Эбнер.

– Мне показалось, что ваше отношение к бананам похоже на толкование дикарями знамений. Если вам их подарили, значит, это Бог послал их. А уж если их послал сам Господь, значит, их необходимо во что бы то ни стало съесть.

– Джон, это же самое настоящее богохульство!

– Так или нет, а я бы на вашем месте, ни секунды не колеблясь, выкинул бы эти бананы за борт. От них всех только тошнит.

– За борт?!

– Да, преподобный Хейл! – вмешалась в разговор Иеруша. – Выкиньте их за борт.

– Это невыносимо! – закричал Эбнер и, негодуя, опрометью бросился на палубу. Правда, он тут же вернулся и предупредил товарищей по каюте: Если кто-нибудь только дотронется до этих бананов!. . Их прислал нам сам Господь Бог, что бы мы смогли привыкнуть к жизни на островах. А мы с вами, миссис Хейл, съедим эти бананы все до последнего. Такова во ля Божья!

Итак, "Фетида" упрямо двигалась вперед, а бананы продолжали плясать под потолком каюты, оскверняя воздух своим отвратительным запахом.

Расставшись с Огненной Землей, бриг направлялся дальше, мимо сотен безымянных, рассеянных в океане островов, находящихся в западной части пролива. Ветра меняли направление, и безрадостные блеклые дни складывались в такие же тоскливые недели. Капитан Джандерс записывал в бортовом журнале: "?? января, вторник. Двадцать шестой день плавания по проливу. Земля в поле зрения по обоим бортам. Целый день отнял встречный ветер. Преодолели четыре мили, но к заходу солнца потеряли завоеванное. Якоря не держали на абсолютно ровном, покатом грунте. В результате вернулись к месту вчерашней швартовки. Надеюсь, что этот западный ветер продержится и успокоит волнение у Четырех Евангелистов. Партия, посланная на берег, добыла неплохих гусей и, помимо того, набрала ведра великолепных мидий".