Джеймс Миченер - Гавайи: Миссионеры

Это говорило Маламе о многом, поскольку она сама своими глазами могла убедиться в силе и могуществе белых людей. Поэтому Малама инстинктивно чувствовала, что и бог белого человека должен быть более сильным и могущественным, а значит, такой ответ вполне удовлетворил её. Основываясь на этом принципе, она уже была готова полностью воспринять все обучение Эбнера.

– Бог всемогущ, – тихо произнесла она. – Тогда зачем он принес с моряками болезни, чтобы заразить наших девушек? И почему он делает так, что в последнее время стало умирать так много гавайцев?

– Бог допускает грех, хотя Господь и всемогущ, потому что именно через грех он проверяет человека, и сам человек может доказать, чего он стоит в глазах Бога. – Эбнер сделал паузу, и Малама, воспользовавшись этим, жестом указала слугам, чтобы они отгоняли мух и от миссионера. В ту же минуту мягкие перья начали нежно прикасаться к шее и лбу священника. Хотя он сразу же оценил её заботу о себе, но догадался, что Малама сознательно затянула паузу, чтобы выиграть время и обдумать его слова. Поэтому он не стал больше ждать и, мрачно взглянув на Алии Нуи, произнес: – Если вы будете продолжать жить во грехе, вы не сможете познать Господа. – Здесь он опять трагически замолчал и, приблизив свое лицо к женщине, очень выразительно произнес, подготавливая её к принятию серьезного решения, которое вскоре должно было стать неизбежным: – Малама, чтобы доказать, что вы признаете Бога, вы должны забыть о грехе!

– Возможно ли такое, чтобы Алии Нуи была грешна? – изумилась Малама, поскольку её религия предполагала, что все действия любого алии считались действиями богов и попросту не обсуждались.

И вот теперь ей предстояло узнать, что в религии Эбнера Хейла ответ был потрясающим и прямо противоположным. Указывая пальцем на лежащую перед ним женщину, Эбнер твердым и решительным голосом произнес:

– Все люди на земле полностью развращены и погрязли во грехе. Мы постоянно пребываем во грехе. Сама наша природа пропитана грехом и испорчена во всех отношениях. – Он за молчал, и неожиданно встал на колени, чтобы оказаться по ближе к Алии Нуи, заметив: – А поскольку короли наделены большой властью, следовательно, и грехи их несоизмеримо велики. Алии Нуи имеет больше всех власти на Мауи, значит, и её грех – самый большой, Малама. – Эбнер почти кричал, горестно подвывая, имитируя отчаянный голос Джона Каль вина. – Мы все погрязли в грехе!

В одной из ближних хижин внезапно заплакал ребенок, и Малама спросила:

– И вот это дитя тоже погрязло в грехе?

– С того самого момента, когда этот ребенок появился на свет. Даже не так, Малама, с того момента, когда он был зачат, он уже был полностью погружен в грех. Он буквально утопал в смертных грехах, в пороках ужасных, вечных и неизбежных. Да, этот ребенок уже полностью испорчен.

Малама некоторое время обдумывала эти слова, а затем осторожно поинтересовалась:

– Но если твой бог всемогущ… – Тут она остановилась, вспомнив прежний ответ Эбнера, который ей понравился, и который она уже приняла, как истину. Малама начала рассуждать вслух: Бог установил грех, чтобы испытывать нас. Впервые за все время обучения Эбнер позволил себе улыбнуться:

– Да. Вы поняли правильно.

– Но что случится, Макуа Хейл, с этим ребенком, если он не будет спасен от греха?

– Он попадет в геенну огненную и будет вечно гореть в огне.

– А что случится со мной, Макуа Хейл, если я не спасусь от греха?

– Вы тоже будете вечно гореть в огне.

В травяном доме наступила тишина, и Малама переместилась на тапе, чтобы устроиться поудобнее. Она перекатилась на правый бок, подперла подбородок рукой и жестом пригласила Эбнера присесть рядом с ней на талу.

– На что похож этот огонь? – тихо спросила она.

– Его языки лижут вам ноги. Он разрывает ваши глазные яблоки. Он попадает в нос, он постоянно сжигает вас, но вы воссоздаетесь бесчисленное множество раз для того, чтобы огонь смог снова сжечь вас. Боль от этого огня ужасна, её не возможно описать или даже представить себе.

– Малама перебила учителя, негромко заметив:

Один раз я путешествовала вместе с Камехамеха к самому краю горящего потока лавы. И я стояла рядом с королем, пока он жертвовал свои волосы богине Пеле. Тот огонь ещё хуже, чем то, что мне довелось видеть?

– Гораздо хуже и страшней, Малама.

– Что же случилось со всеми добрыми гавайцами, которые умерли до того, как сюда прибыли вы, Макуа Хейл? Они теперь живут в вечном огне?

– Они умерли во грехе, Малама. И теперь они пребывают в этом огне.

Огромная женщина чуть не задохнулась от ужаса. Она убрала правый локоть, и голова её безвольно упала на тапу. Через несколько секунд она снова обратилась к Эбнеру:

– А мой добрый дядя, Кеавемаухили? Он тоже в огне?

– Да, Малама, он там.

– Навечно?

– Навечно.

– А мой супруг Камехамеха?

– И он пребывает в вечном огне.

– А тот ребенок, что с ним будет, если вдруг сегодня ночью он умрет?

– Он навсегда будет пребывать в том огне.

– А мой муж Келоло, который поклялся, что никогда не примет твою религию?

– Он будет вечно пребывать в огне.

– И я больше никогда не увижу его?

Никогда.

Жестокость, беспощадность этой доктрины была больше того, что Малама могла выдержать, и впервые за все время Алии Нуи почувствовала непреодолимую силу нового бога. Теперь ей становилось понятным, почему те, кто поклонялся этому богу, так легко побеждали в войнах, смогли изобрести пушки, и теперь стирали с лица земли целые деревни, принадлежащие разным племенам. И Малама начала всхлипывать: "О горе, горе мне!" Она думала и о своем добром дядюшке, и о великом короле, которые теперь мучаются в огне, и пытка эта будет вечной. Слуги, увидев страдания своей хозяйки, принесли ей новую прохладную одежду, чтобы облегчить её мучения, но Малама только отмахнулась от них и продолжала плакать, время от времени колотя себя в грудь. Наконец, она спросила:

– А могут ли те из нас, кто ещё жив, спастись?

Это был тот самый знаменательный вопрос, который когда-то больше всего тревожил самого Эбнера: "Могут ли быть спасены все?" Сейчас же он был поражен тем, что услышал его в точности из уст язычницы, поскольку именно в этом вопросе и заключался коренной принцип его религии. Эбнер, не спеша, заговорил:

– Нет, Малама, всех спасти нельзя. Есть люди, которым Бог заранее предопределил вечно гореть в огне.

– Ты хочешь сказать, что эти люди были приговорены к такой пытке ещё до того, как родились?

– Да.

– И для них не остается никакой надежды?

– Бог предопределил им жить во зле, и поэтому после смерти они будут вечно гореть в огне.

– О! – снова заплакала Малама. – Ты хочешь сказать, что тот малыш…