Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Всего за 1543–1548 гг. удалось выявить десять жалованных грамот, скрепленных путной печатью. Не исключено, что в результате дальнейших архивных поисков число известных нам подобных документов возрастет, однако уже сейчас можно утверждать, что путная печать характерна именно для 40-х гг. XVI в.; в последующую эпоху распространения она не получила.

Размышляя о причинах этого феномена периода «боярского правления», можно указать на участившиеся с 1543 г. поездки юного государя по стране, что давало челобитчикам шанс добиться быстрого решения своего дела путем личного обращения к монарху, избегнув тем самым уже получившей печальную известность московской волокиты [1418] Одно из самых ранних упоминаний «московской волокиты» содержится в указной грамоте, посланной в марте 1546 г. на Вятку, см.: Труды Вятской УАК 1905 года. Вятка, 1905. Вып. 3. Отд. 3. С. 88. .

Приведенный материал позволяет сделать ряд наблюдений о канцелярской практике описываемого времени. Прежде всего можно прийти к выводу о том, что хранившаяся в казне государственная печать, которой скреплялись наиболее важные документы, включая жалованные грамоты, по-видимому, из Москвы не вывозилась [1419] О том, как выглядела в 40-е гг. XVI в. государственная печать, можно судить по хорошо сохранившейся красновосковой печати (с изображением всадника, поражающего копьем дракона, на одной стороне и двуглавого орла — на другой), привешенной к жалованной грамоте Симонову монастырю от 6 августа 1546 г. См.: АФЗХ/АМСМ. № 82. С. 95 (легенда). В научной литературе печать этого типа именуется малой государственной, или кормленой, печатью (см.: Каменцева Е. И., Устюгов Н. В . Русская сфрагистика и геральдика. С. 128–129). . Именно поэтому дьяки, сопровождавшие великого князя (а с 1547 г. — царя) в поездках, попытались найти ей замену в виде «путной», т. е. походной печати.

В этой связи следует отметить, что, по наблюдениям западных медиевистов, пребывание монарха в том самом месте и в тот самый день, которые обозначены в дате изданной от его имени грамоты, — это архаическая черта средневековой администрации, связанная с личным характером королевской власти. Людовик Святой (1226–1270) действительно находился там и тогда, где и когда издавались его эдикты и другие акты; при Филиппе Красивом (1285–1314) это уже не было правилом [1420] См.: Ле Гофф Ж . Людовик IX Святой. М., 2001. С. 245, 404. .

Было бы интересно провести аналогичное исследование на русском материале и выяснить, когда фактическое местонахождение государя перестало строго соответствовать месту выдачи его грамот. Можно заметить, например, что уже с начала XVI в., когда установился обычай указывать в дате грамоты не только год, но и место ее выдачи, в качестве такового, как правило, называется Москва. Достаточно сказать, что все жалованные грамоты, полученные Троице-Сергиевым монастырем от великого князя Василия III (1506–1533), были выданы в Москве [1421] См.: АРГ. М., 1975. № 23, 32, 34, 88, 89, 98, 99, 135–137, 146, 147, 175, 185 (место выдачи не указано), 193, 205, 206, 211 (место выдачи не указано), 220, 250, 280; АИ. Т. I. № 132; ОР РНБ. Ф. 532. Оп. 1. № 100; АТН. Вып. II. Юрьев, 1897. № 7; и др. . На этом фоне девять троицких грамот, которые в 1540-е гг. были пожалованы монастырю Иваном IV во время его пребывания в этой обители, а также в Великом Новгороде, Владимире и Нижнем Новгороде, выглядят явной аномалией.

Есть, однако, основания утверждать, что и в 40-е гг. XVI в. выдача грамот государем во время его поездок по стране являлась исключением из правила — исключением, которое делалось для тех или иных челобитчиков. Нормальный же порядок заключался в том, что жалованные грамоты, скрепленные, как полагалось, красновосковой печатью, выдавались в Москве — даже в тех случаях, когда великого князя в столице не было.

Так, 4 октября 1543 г., т. е. накануне появления первой известной нам жалованной грамоты за путной печатью, выданной игумену Троице-Сергиева монастыря Никандру, троицкие власти получили другую жалованную грамоту (на соляные варницы): она была выдана в Москве (в отсутствие великого князя, находившегося тогда на Волоке) и скреплена красновосковой печатью [1422] ААЭ. Т. I. № 200. С. 179. . Три года спустя, 3 октября 1546 г., Иван IV, находясь «у Троицы», пожаловал игумена Иону, который получил грамоту за путной печатью, а накануне, 2 октября, в Москве была выдана жалованная грамота Л. П. Поликарпову: подлинник ее дошел до нашего времени, и на нем можно видеть красновосковую печать [1423] АСЗ. Т. III. № 331. С. 272. . 5 октября того же года получил жалованную грамоту московский Симонов монастырь. Место ее выдачи в самом документе (мы располагаем его подлинником) не указано, но сохранился обломок красновосковой печати [1424] АФЗХ/АМСМ. № 83. С. 97. , а на обороте читаются имена казначеев И. И. Третьякова и Ф. И. Сукина (см. выше табл. 2, строку 48): очевидно, как справедливо предположил С. М. Каштанов, грамота была выдана казначеями в столице, в отсутствие Ивана IV [1425] Каштанов С. М . Социально-политическая история. С. 363. . Тот же исследователь обратил внимание на то, что в июне — августе 1546 г., когда великий князь находился в Коломне, грамоты от его имени выдавались в Москве [1426] Там же. С. 360. .

Использование путных печатей так и осталось кратковременным «экспериментом»; дальнейшего распространения эта практика не получила. Во второй половине XVI в., судя по опубликованным документам, грамоты выдавались только в столице, хотя цари (как, например, Иван Грозный в годы опричнины) не раз на длительный срок покидали ее пределы. В самом конце XVI столетия в заключительной части некоторых грамот появляется указание на их выдачу «в царствующем граде Москве» [1427] См., например, жалованную грамоту царя Бориса Федоровича Новодевичьему монастырю от 30 января 1599 г.: АРГ/АММС. № 141. С. 344. : тем самым за столицей окончательно был закреплен статус средоточия власти и единственного места, откуда могли исходить законные акты.

Так история о путных печатях, которая на первый взгляд может показаться лишь любопытным, но малозначительным казусом, в более широком контексте предстает весьма важным и показательным эпизодом в длительном процессе централизации и деперсонализации власти, ее отделения от личности государя.

Политический кризис 30–40-х гг. XVI в., ключевые события которого были рассмотрены в первой части книги, высветил некоторые характерные черты русской монархии того времени и, в частности, показал действительную роль государя в функционировании политической системы страны. Выяснилось, что некоторые функции являлись неотъемлемыми прерогативами великого князя и, в случае его малолетства и фактической недееспособности, не могли быть переданы даже матери государя, не говоря уже о других лицах, претендовавших на регентство. К числу таких прерогатив в первую очередь относилось представительство страны во внешнеполитической сфере, ведь по понятиям той эпохи государь олицетворял собой государство.