Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Династический кризис и острая местническая борьба, вспыхнувшая после смерти Василия III, привели к множеству жертв среди московской знати: за девять месяцев с декабря 1533 по август 1534 г. в темницу были брошены дяди Ивана IV по отцу (кн. Юрий Дмитровский) и по матери (кн. М. Л. Глинский), а также принадлежавшие к высшей аристократии князья А. М. Шуйский, И. Ф. Бельский, И. М. Воротынский и др. То, что опекуны Ивана IV прибегли к репрессиям, бессудным расправам в борьбе со своими соперниками, свидетельствует об отсутствии у формирующегося регентства твердой легитимной почвы и подчеркивает кризисный характер обстановки 1534 г.

Однако кризис затронул не только верхушку знати, но и более широкие слои служилого люда: есть основания говорить о начавшемся после смерти Василия III кризисе служебных отношений .

В первой половине XVI в. служба сохраняла еще присущий Средневековью личный характер: служили не государству, а государю. Между тем на Руси в то время, помимо великого князя, были и другие «государи», имевшие собственные отряды вооруженных слуг. В первую очередь нужно назвать дворы удельных князей Московского дома: в 1533 г. их было два — дмитровский и старицкий [339] См.: Зимин А. А . Дмитровский удел и удельный двор во второй половине XV — первой трети XVI в. // ВИД. Вып. V. Л., 1973. С. 182–195; Его же . Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в. // История и генеалогия. С. Б. Веселовский и проблемы историко-генеалогических исследований. М., 1977. С. 179–184. . Немало детей боярских состояло на службе у митрополита и епископов [340] О митрополичьих дворянах см.: Веселовский С. Б . Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. Т. 1. М.; Л., 1947. С. 413–438. О помещиках, состоявших на службе у новгородского архиепископа, см.: Греков Б. Д . Новгородский Дом святой Софии // Избранные труды. Т. IV. М., 1960. С. 276–331. Несколько десятков детей боярских, согласно Дозорной книге 1551–1554 гг., служили тверскому владыке, см.: Писцовые материалы Тверского уезда XVI века / Сост. А. В. Антонов. М., 2005. С. 149–151, 156, 158, 159, 177, 179, 197, 199, 201, 212–217, 219–223, 226, 227, 259, 263, 267, 270, 288–290, 305. . Наконец, имеются отрывочные данные о вольных слугах ряда знатных лиц. Так, в середине XVI столетия князьям Микулинским, согласно Дозорной книге Тверского уезда 1551–1554 гг., служили со своих вотчин более 50 детей боярских [341] Там же. С. 151, 174, 176, 179, 190–195, 198–200, 205, 218, 254, 285, 289. . У кн. Ф. М. Мстиславского были свои помещики, которым он выдавал жалованные грамоты [342] Жалованная грамота кн. Ф. М. Мстиславского, выданная 31 мая 1538 г. его сыну боярскому И. Г. Толочанову, сохранилась в составе правой грамоты Спасскому Ярославскому монастырю от 18 января 1543 г., см.: Лихачев Н. П . Сборник актов, собранных в архивах и библиотеках. СПб., 1895. Вып. II. № X. С. 206. .

В нормальной обстановке, т. е. при совершеннолетнем и полновластном государе, служба великому князю Московскому, надо полагать, сулила больше выгод, чем служба удельным князьям или крупным вотчинникам. По наблюдениям А. А. Зимина, «служилая мелкота тянулась к великокняжеской власти в расчете на получение новых земель и чинов» [343] Зимин А. А . Удельные князья и их дворы. С. 188. . Но в ситуации, когда на троне оказывался ребенок, государева служба уже не открывала таких заманчивых перспектив. Припомним слова, которые летописец вложил в уста князя Андрея Шуйского, якобы подговаривавшего своего родственника кн. Б. И. Горбатого «отъехать» к дмитровскому князю: «…здесе нам служити и нам не выслужити, князь велики еще молод, а се слова носятся про князя Юрья. И только будет князь Юрьи на государьстве, а мы к нему ранее отъедем, и мы у него тем выслужим» [344] ПСРЛ. Т. 29. С. 11. . То же соображение — о преимуществе в глазах служилых людей взрослого удельного князя перед малолетним племянником, занимавшим великокняжеский трон, — привело, согласно летописному рассказу, бояр к выводу о необходимости арестовать Юрия Дмитровского: «…государь еще млад, трех лет, а князь Юрьи совръшенный человек, люди приучити умеет; и как люди к нему пойдут, и он станет под великим князем государьства его подискивати» [345] Там же. С. 10. .

Арест Юрия Дмитровского устранил с политической сцены опасного соперника малолетнего государя, но не решил в принципе обозначенную выше проблему. Одним из проявлений «шатости», обнаружившейся среди служилого люда в первый же год «правления» юного Ивана IV, стало массовое бегство детей боярских в Литву.

Хотя никаких статистических данных в нашем распоряжении нет, но сплошной просмотр книг Литовской метрики за первую половину XVI в. позволяет высказать предположение о том, что поток беглецов из Московского государства усилился с весны 1534 г. В мае Сигизмунд I раздавал пустующие земли в различных поветах Великого княжества Литовского «на хлебокормление» детям боярским, которые «тых часов [только что. — М. К .] на нашо имя господарское з Москвы приехали». Так, 18 мая 1534 г. земли в Василишском повете были пожалованы Ивану Степановичу Поросукову и Федору Селеву, а братья Протас и Наум Константиновичи Ярцовы получили, соответственно, селище Холм и село Полоницу в Кричевской волости [346] РГАДА. Ф. 389 (Литовская метрика). Оп. 1. Кн. 227. Л. 217об., 218–218 об., 219, 219об. . 20 мая раздачи земель беглецам были продолжены: на этот раз пожалования в Василишском повете получили дети боярские Иван Козинович и Артем Васильевич (фамильные их прозвища в королевских «листах» не указаны) [347] Там же. Л. 217об. — 218, 218об. — 219. .

В конце июня того же года, как уже говорилось, в Литву прибыли смоленские помещики Иван Семенович и Василий Иванович Коверзины «зжонами и з детьми» [348] РА. № 31. С. 85–86. . Вероятно, неслучайно их приезд совпал с распространением слуха о смерти юного московского государя (о чем и сами беглецы говорили как о достоверном факте) [349] Там же. С. 86. . Коверзины принадлежали к роду смоленских бояр, служивших до присоединения их города к Московскому государству (1514 г.) великим князьям литовским [350] См. подробнее: Кром М. М . Меж Русью и Литвой: Западнорусские земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в. М., 1995. С. 210, 212, 241. . И вот теперь, летом 1534 г., они, похоже, разочаровались в своих перспективах на московской службе и решили вернуться в литовское подданство.

В августе 1534 г. со службы из Серпухова бежали в Литву воеводы кн. С. Ф. Бельский и окольничий И. В. Ляцкий. Как мы знаем, их побег повлек за собой многочисленные аресты среди московской знати. Но сейчас нас интересует свита беглых воевод: по словам Вологодско-Пермской летописи, вместе с ними бежали в Литву «многие дети боярские великого князя дворяне» [351] ПСРЛ. Т. 26. С. 315. . Из источников литовского происхождения выясняется, что это был большой отряд численностью в 400, а по некоторым оценкам — даже 500–600 конных [352] «Приблизительно в 400 человек» оценил прибывший отряд королевский секретарь Н. Нипшиц в письме герцогу Альбрехту Прусскому от 15 августа 1534 г. (AT. Т. XVI. Pars 2. Wratislaviae, etc. 1961. № 409. P. 67). О 400 конных, сопровождавших «князя Бельского» и «сеньора Ляцкого», написал и придворный врач польской королевы Боны, Джованни Валентино, в послании герцогу Мантуанскому от 12 октября того же года (Ibid. № 532. Р. 280). Та же цифра содержится и в Евреиновской летописи (ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 236). Другая оценка, возможно завышенная, фигурирует в письме Н. Нипшица Альбрехту от 28 августа 1534 г.: там говорится уже о 500 или 600 конных и выражается удивление по поводу того, как такой большой отряд мог беспрепятственно преодолеть более 100 миль пути до границы, — не иначе как их послала к королю одна из борющихся друг с другом в Москве придворных «партий», предположил Нипшиц (AT. Т. XVI. Pars 2. № 435. Р. 112–113). . Годом позже, правда, часть сопровождавших Бельского и Ляцкого служилых людей вернулась на родину, «пограбив казны» воевод-изменников и сообщив в Москве о военных планах литовского командования [353] ПСРЛ. Т. 29. С. 17; Т. 8. С. 289–290. .